Василиса с Варей горько всхлипнули, но тут же утерли глаза. Принялись крепче подвязывать платки, поправили душегрейки — с неба опять рвались холодные капли дождя вперемешку с снегом.
—Увидимся ещё, сестрица.
—Не тоскуй о нас, все хорошо будет.
И первыми побежали к воину. А Ясенька, прежде чем уйти, снова обняла.
—Жизнь у нас теперь намного лучше, чем была в Белозерке. Правда.
А потом тоже направилась к Святу. И может, это пламя лампадки колыхнулось, или Забаве померещилось, но на мгновение в черных глазах юноши мелькнул интерес. Как будто он присматривался к Ясеньке, оценивая ее уже слегка округлившимися формы и красоту личика.
Однако пока Забава хлопала ресницами, юноша увел сестер. А рядом оказался Пересвет.
—Надо уходить, Забава,— проскрипел равнодушно.— Князь давно в покоях, ждёт тебя.
Вроде бы невелика новость, а внизу живота стянуло напряжением. Ее господин не упускал ни одной ночи. Порой и днём велел звать к себе наложницу, чтобы унять кипевшую в крови страсть.
—Да, конечно…— кивнула, кутаясь в шерстяную накидку.— Спасибо, что ждал нас.
—Я ждал столь, сколько позволено.
Это верно. И все же Пересвет самую чуточку лукавил, потому что мог явиться раньше, как только Властимир с совета вернулся. Однако не стал мешать девичьей беседе.
—Все равно спасибо. Сестры очень дороги мне. И я беспокоюсь за них.
На сухом мужском лице жилка не дрогнула. Однако умный воин понял намёк.
—Твое беспокойство напрасно. Князь будет недоволен и жестоко накажет обидчиков, если твои глаза вновь наполнятся слезами. И все же знай: твои сестры — лакомый кусок. Уж слишком хороши собой…
И тут правда! Пусть девочки ещё не вошли в невестину пору, однако все трое уже могли привлечь внимание нежными чертами лиц и фигурами, в которых угадывалась будущая красота.
—…Лучшее, что они могут получить — внимание сильного мужчины,— продолжал Пересвет.— Не смотри, что Свят ещё молод. Он хороший воин. К тому же вырос в семье, где отец только одну жену взял. И, если молва не врёт, любил ее так, как однажды Сварог любил Ладу…
Вот только та любовь много горя людям принесла… Но Забава смолчала, понимая, что хотел объяснить воин.
—…Так что будь умной, не противься неизбежному. Господин наш терпелив, однако до поры до времени. И перебирать женихов для твоих сестер долго не станет.
—Я услышала тебя, Пересвет. Думаю, ты прав.
Мужчина кивнул и распахнул перед ней темную дверцу лаза, который вел из сада прямиком в княжьи покои. А еще Властимир рассказывал, что однажды в отвесной стене берега были выточены ступени, которые спускались к теплой купели. Но со смертью Лады взъярившаяся река отгрызла кусок скалы, и та рухнула, погребая под собой работу людей.
Но и без того местечко смотрелось удивительно. И встреча с сестрами тоже была чудом.
Давившая на сердце тоска таяла, и произошедшее в Топи поблекло, уступая место другим чувствам. Снова хотелось улыбаться, учить руны или болтать с Ирьей. Но пуще того душа жаждала внимания князя.
И Забава аж раскраснелась от удовольствия, заметив, что господин ждет ее появления.
—Вот ты где!— заворчал, стоило приоткрыть дверь.
Стремительно приблизившись, первым делом стребовал поцелуй.
Забава с готовностью прильнула к своему господину, обвила руками крепкую шею. А из мужской груди вырвался довольный вздох. Властимиру нравилось послушание наложницы, но больше того — отзывчивость.
Однако так же внезапно князь перестал терзать ее губы и, окинув голодным взглядом, ухмыльнулся.
—Вижу, хорошо со своими сестрами поболтала. Румянец на щеках взыграл, глаза сияют… Прежняя красавица передо мной.
—Без тебя всего бы этого не было, господин. И я не знаю, что сделать такого, чтобы благодарить тебя…
* * *
Властимир
Забавная какая! Властимир ухмыльнулся, слушая неловкую, но горячую благодарность наложницы. Красавица совсем ожила и теперь смотрела на него как прежде — с ясностью во взгляде и едва заметным смущением.
—Чем бы меня отблагодарить?— повторил за ней, крепко потирая подбородок.— На Совете подсобишь? А то орущая в три горла знать совсем измучила.
Забавушка растерянно охнула.
—Как скажешь, князь… Да только кто ж послушает безродную девку?
И, заметив усмешку в его взгляде, схватилась за щеки.
—…Вот я глупая!— засмеялась тихонечко.— Ты шутишь, господин мой… Но ведь в каждой шутке кроется зерно истины. Неужели так трудно сладить с людьми? Одно твое слово — и все исполнится.
Это она про благородных мужей? Ха! Большую часть времени знать тратила на склоки. В ушах звенело от их ругани. Казалось, сдернул бы венец с головы да запустил в грызущихся псов.
—Приказать всегда легче, это так,— кивнул, перехватывая девичью руку и уводя прочь из мастерской.— Однако тем самым можно нажить множество врагов. Пусть лучше ругаются и пихают друг друга локтями, силясь пролезть ближе к трону. Я же решаю только важные споры.
Наложница прицокнула.
—Хитер ты, князь!— А затем тихонечко вздохнула.— Нет, я бы так не смогла… Слишком тяжел венец, хоть сплетен из тонкого золота.
Властимир одобрительно глянул на наложницу. Умные речи! Однако не совсем правдивые.
—Вес ему дает лишь совесть и желание блага своему народу, Забава. Мой отец не слишком-то заботился о Северных землях. И, взяв престол, мне долгое время пришлось исправлять то, что он наворотил. Иной раз приходилось проводить в разъездах не менее шести лун (прим. автора — 6 месяцев), ночевать под проливными дождями, сражаться с морскими волнами, высокими, будто горы.
Нежные губки девушки удивленно округлились.
—Расскажи мне, господин!
Но, рассмеявшись, Властимир подхватил любопытную красавицу на руки и утащил к постели.
—Экая ты!— ухмыльнулся, опуская Забавушку на перину.— С сестрами повидаться дай, потом беседой развлеки… А мне что будет?
Девушка стыдливо опустила ресницы.
—Жадный какой,— забормотала, пытаясь отползти на другой краешек.
Властимир позволил. Но лишь за тем, чтобы в последнее мгновение точным броском ухватить за тонкую ступню и дернуть на себя. С тихим криком наложница соскользнула ему в руки. Забилась светленькой пташкой, распаляя тем самым неутолимый голод плоти.
—Так как просить будешь?— зарычал, прикусывая за тонкую девичью шею.
И Забавушка тихонько ахнула.
—Н-на коленях, господин?
Умница! Будто чуяла, что он сейчас более всего хочет. И пусть наложница по-прежнему не умела взять его горлом, но ласка нежных губ, а пуще того — удовольствие, которое она получала от этого,— были желаннее всего на свете.
