—…Упрямишься,— снова фыркнул Пересвет.— Из женской гордости не хочешь признавать ошибку…
—Как будто мужик с радостью ее признает!— воскликнула, вскакивая на ноги.— Есть только ваша правда, а нашей не слышат! Это неправильно!
Воин медленно поднялся на ноги и поглядел на нее сверху вниз.
—Неправильно думать, будто твоя жизнь ценнее княжеской. И самое лучшее, что ты сейчас можешь — упасть Властимиру в ноги и молить о прощении. А не то останешься и без его внимания, и без ребенка.
Забава вновь охнула, схватилась за живот.
—Я не…
Пересвет махнул рукой, обрывая ее лепет, и продолжил так же сухо:
—Сейчас лекарь тебя осмотрит. Не противься ему. Однако сдается мне, князь с дитем все ж таки успел.
И ушел… А вместо него явился лекарь. Старик совсем, сгорбленный, подслеповатый. И все равно это было унижение — задирать перед ним подол. Дать прикасаться там, где трогал лишь князь.
—Радуйся,— прошамкал, наконец.— Твое чрево понесло…
Но вместо улыбки Забава уткнулась в ладони и горько заплакала. Не себя жалела, а еще не рождённого малыша. Наследником ему не быть, да и на защиту князя Забава больше не надеялась. А если девочка? Думать об этом было еще хуже. Страшнее, чем ждать появления князя и гадать, какой приговор он ей вынесет…
А время тянулось хуже смолы на солнце… Лишь однажды к ней заглядывала прислужница. Белая, как полотно, девушка натащила еды и питья, а затем сгинула бесплотной тенью. На Забаву даже не взглянула. Только вздрагивала всякий раз, стоило хоть немного шевельнуться. Ну и как после такого взять ложку? Забава не то что кусок в рот сунуть — подняться не сразу сумела.
А когда встала, пошла к окну вместо того, чтобы подкрепиться. И до рези в глазах вглядывалась в темневшее небо, пока оно не сделалось совсем черным.
Засыпал Сварг-град… И терем тоже. Но князь все же пришел. И случилось это в самую глухую полночь.
* * *
Властимир
Давно уж терем окутала тишина. Самые стойкие из знати едва волочили ноги, следуя за своим господином, и не слышали, что он приказывал. А говорил и делал Властимир много.
Успел схватить и повесить на главной площади нескольких бунтовщиков, а других кинуть в застенки. Навел порядки в городе и Совете, отправил воинов в дозоры, но кроме того — нашел Ярину. Сдохла, тварь, в лесу, как псина безродная. Лекарь божился, что у нее сердце лопнуло, однако Властимир не верил. Такие гадины, как Ярина, живучи, к тому же дух от тела шел странный — будто бы с горчинкой.
Властимир сам не понимал, как сумел это учуять. Но размышлять об этом не хотел.
Ясно одно: отравил кто-то мерзавку, чтобы лишнего не растрепала. А ему снова искать змею в Сварг-граде. Но кроме того — давиться бессильной яростью от того, что досталась предательнице слишком легкая смерть! А ему новый щелчок по носу. Оплошал! Не почуял опасности… Своим приказом оставил девку в тереме, а должен был выгнать взашей. Вот же дурак!
Властимир с силой толкнул дверь, что вела в покои наложниц. И едва унявшаяся ярость удушливой волной перехватила дыхание. Вот она — лгунья! Клялась ему, что Сварг-град покинет, а вместо этого опять своевольничать вздумала!
Властимир медленно оглядел жавшуюся к стене наложницу. Руки так и чесались схватить плеть. Или хоть стену кулаком припечатать — только бы проклятое жжение в груди стало чуточку меньше.
—Ты нарушила слово,— зарычал, ступая ближе.
Забава вздрогнула и низко опустила голову.
—Да, господин…
—В тягости кинулась на толпу. Чуть не погубила дитя.
—Я не знала…
—Молчать.
Девка обхватила себя за плечи. Ее бил мелкий озноб, и Властимир видел, как отчаянно она пробует этого не показать. Жалость вновь царапнула сердце. Но и злость стала сильнее. Да сколько можно потакать неповиновению?! Что он за мужик такой, который с бабой сладить не может?
Нет, нельзя было давать волю сердцу. Не к счастью это привело, а к беде. И пора бы все исправить.
—Завтра же ты отправишься под замок,— произнес с нажимом.— И будешь там до тех пор, пока не решу…
Наложница побледнела, однако лишь крепче стиснула губы. А Властимира аж встряхнуло от злости. Вот упрямая! Повалилась бы в ноги, попросила милости — может, и он бы смягчился. Так нет же! Стоит ровнехонько, будто кол проглотила.
—И когда родишь — ещё подумаю, дать тебе ребенка или нет,— добавил мстительно.
Забава аж вскинулась. А Властимир чуть язык не прикусил — столько всего было в ее остром, как меч, взгляде! Аж совестно на миг стало. Казалось, одно слово наложницы, хоть самое пустяковое — и он бы отменил приказ. Подошел бы, обнял и усадил к себе на колени… Но девушка по-прежнему молчала. Видно, не дитя ей дороже, а женская гордость.
Ну и пусть ей утешается!
Круто развернувшись, Властимир покинул наложницу. Зря только приходил. Девка и не думала признавать, что виновата. Значит, и ему страдать нечего. Других дел полно.
Однако когда он уже подходил к своим покоям, его нагнал Пересвет.
—Господин мой. Новости есть… Чтоб их.
Дурные, значит. А других не ждал.
—Говори.
—Сестры забавы погибли. Все трое.
И в воздухе повисла тишина. Властимир смотрел на смурного воина и не мог поверить. Мертвы? Но как?! Их ведь лекарь смотрел — и нескольких дней не прошло!
—Они же… не дети — за одну ночь сгореть,— вымолвил, наконец,— как такое возможно?..
Однако воин лишь пожал плечами. Ему нечего было сказать.
—…Сам на них гляну,— решил Властимир.— А всем, кто девочек осматривать и хоронить будет, заплатить за молчание
Потому как сколь бы ни был он зол на наложницу, как бы ни хотел наказать за своеволие, чтоб аж слезами умылась, однако такая весть ее убьет. Нет, нельзя этого допустить!
—…И пусть лекарь еще раз осмотрит наложницу,— велел строго.— А потом…
Властимир запнулся, не решаясь закончить приказ. Язык сам в узел завязался и онемел. Правильнее всего было бы отослать наложницу дальше от Сварг-града — это успокоит и чернь, и Совет. Однако сердце вдруг заартачилось: нельзя!
—…Забаву отошлем в покои, отдельные от терема, до той поры, пока я порядки не наведу. А далее — видно будет.
Стражник низко поклонился и исчез. А Властимир пошел к себе. Но тишина княжьей горницы не принесла успокоения, а мягкая перина — сна. Всю ночь он промучился, выискивая привычное тепло девичьего тела, и лишь на заре смог забыться вязкой, как деготь, дремой.
* * *
—Да чтоб тебя лихо сожрало, Сварогов выкормыш!
От злости знахарка аж плюнула. А после уселась на поваленное дерево и крепко призадумалась. Руны сулили Забавушке путь дальний, который бы закончился смертью стражи и свободой наложницы. Но поперек дороги лег княжий приказ.
