— Если ты не оставишь меня в покое, я позову полицию.
Слова ее звучали непреклонно и угрожающе, она казалась ему
разъяренной. Но чего он не рассмотрел, так это какой разбитой она себя
чувствовала, как долго молча плакала, когда он уехал, в какое отчаяние она
приходила при мысли, что больше никогда его не увидит. Она всерьез подумывала о
том, чтобы броситься с моста, но что-то ее останавливало, а что — она сама не
знала. А потом каким-то чудесным образом Гарри почувствовал неладное, когда он
звонил и звонил, а ему никто не отвечал. Она-то думала, что это Дрю, лежала в
гостиной на полу и всхлипывала, вспоминая, как они на этом месте занимались
любовью, как он сделал ей предложение. Вдруг в дверь заколотили, и Тана
услышала голос Гарри. Она была похожа на бродяжку, когда открыла ему дверь,
стоя перед ним босиком, с залитым слезами лицом, в юбке, на которую налипли
ворсинки от ковра, в бесформенном свитере.
— О боже, что случилось? — Она выглядела так,
будто неделю пила запоем, или была избита, или с ней произошло нечто невероятно
ужасное. Последнее было правдой. — Тана? — Под его взглядом она
растворилась в слезах, а он прижал ее к себе, неуклюже перекинув через свое
кресло, затем усадил на диван, и она рассказала ему всю историю.
— И вот теперь все кончено… Я никогда больше его не
увижу…
— Тебе лучше покончить с этим, — Гарри был
беспощаден. — Ты не можешь так дальше жить. Как же дерьмово ты выглядела
последние полгода. Ты не заслуживаешь такого, это несправедливо.
— Я знаю… Но, может быть, если бы я еще потерпела…
Думаю, постепенно… — Ее охватила слабость, она была близка к истерике.
Неожиданно она утратила всю свою решительность, а Гарри заорал на нее:
— Нет! Прекрати! Он никогда не оставит жену, если не
сделал этого до сих пор. Черт побери, Тэн, она вернулась к нему семь месяцев
назад и все еще там. Если бы он хотел освободиться, он за это время нашел бы
дверь, через которую можно выйти. Не обманывай себя, не будь ребенком.
— Я занималась этим полтора года.
— Иногда и не такое случается. — Он пытался
рассуждать философски, но ему хотелось прикончить сукиного сына, так
поступившего с ней. — Тебе просто надо собрать все силы и продолжать жить.
— О да, конечно… — Тана снова расплакалась, забыв, с
кем разговаривает. — Тебе легко говорить…
Гарри долго смотрел на нее тяжелым взглядом.
— Ты помнишь, как сама зубами тащила меня, пытаясь
вернуть к жизни, а потом таким же образом — учиться на юриста. Помнишь меня
тогдашнего? Знаешь что, не суй мне под нос это дерьмо, Тэн. Если я смог,
сможешь и ты. Ты пройдешь через это.
— Да я же никого никогда так не любила, как его, —
она безутешно рыдала, и это разбивало ему сердце. Она смотрела на него своими
огромными зелеными глазами и казалась ему двенадцатилетней девочкой; ему так
хотелось, чтобы у нее все было хорошо, но не в его силах было заставить жену
Дрю исчезнуть, хотя он готов был сделать для Таны даже это. Все что угодно для
Таны, его лучшего и самого дорогого друга.
— Появится кто-нибудь еще. Даже лучше, чем он.
— Я не хочу кого-нибудь другого. Никого не хочу… Больше
всего Гарри боялся именно этого. И весь следующий год она доказывала именно
это. Отказывалась встречаться с кем-либо, кроме коллег. Никуда не ходила, ни с
кем не встречалась, а когда наступило Рождество, отказалась повидаться даже с
Гарри и Аверил. В свои тридцать два она тоже вступила в одиночество, все ночи
проводила одна, одна съела бы индейку на День Благодарения, если бы
позаботилась купить и приготовить ее. Она работала сверхурочно и вдвое против
положенного, и в «золотое» время, и вообще все время, просиживая за своим
столом до 10 — 11 вечера, беря к производству так много дел, как никогда раньше,
и в течение года у нее не было никаких развлечений. Тана очень редко смеялась,
никому не звонила, не назначала свиданий и неделями не отвечала на звонки
Гарри.
— Поздравляю, — наконец в феврале он поймал ее.
Она уже больше года оплакивала Дрю Лэндса и вдруг нечаянно узнала от общих
друзей, что они с Эйлин до сих пор вместе и только что купили прелестный новый
дом в Беверли-Хиллз. — Ну ладно, ты, задница, — Гарри устал гоняться
за ней. — Почему это ты не отвечаешь на мои звонки?
— Я была так занята последние недели. Ты что, газет не
читаешь? Я жду вынесения приговора.
— Да колебал я все, если тебя интересует мое мнение. Я
еще последние тринадцать месяцев не считаю. Ты никогда не звонишь мне сама.
Всегда я. Это что, из-за моего дыхания, или из-за ног, или из-за моего
интеллекта?
Тана рассмеялась: Гарри всегда оставался самим собой.
— Все вместе и кое-что еще.
— Задница. Ты собираешься жалеть себя всю оставшуюся
жизнь? Парень того не стоит, Тэн. И целый год коту под хвост!
— Здесь нет никакой связи.
Но оба знали, что это не правда. Конечно же, все крутилось
вокруг Дрю Лэндса и его нежелания расстаться с женой.
— Что-то новенькое. Раньше ты никогда мне не лгала.
— Ну ладно, ладно. Просто мне было легче вообще никого
не видеть.
— Почему? Да ты должна торжествовать! Ты могла бы
поступить, как твоя мать, — сидеть в ожидании пятнадцать лет. А вместо
этого ты оказалась достаточно сообразительной, чтобы послать все к черту. И что
ты потеряла, Тэн? Невинность? Полтора года? Ну, что же? Другие женщины тратят
по десятку лет на женатиков… растрачивают свои сердца, умы, время, свои жизни.
А ты еще легко отделалась, если хочешь знать мое мнение.
— Да-а, — в глубине души Тана понимала, что он
прав, но все равно в этом не было ничего хорошего. Может, это никогда и не
пройдет. Она до сих пор разрывалась между тоской по нему и злостью на него. Она
не хотела, чтобы эти чувства сменило равнодушие, и как-то за обедом, на который
Гарри удалось ее затащить, призналась в этом ему.
— На это нужно время, Тэн. И вода должна прорвать плотину.
Тебе надо начать выходить в свет, встречаться с людьми. Да заполни ты свои
мозги чем угодно еще, не только им, им и им! И ты не можешь работать сутками
без перерыва, — он нежно улыбнулся ей. Он так любил ее и знал, что будет
любить всегда. Это было совсем другое чувство, не то, что к жене. Теперь Тана
была ему скорее сестрой, он все время помнил, какую давящую тяжесть обрушил на
нее в свое время, и сейчас напомнил ей об этом. — Я-то выжил.
— Это было не то же самое. Черт, ведь Дрю сделал мне
предложение, и он был единственным мужчиной, которого я когда-либо хотела
видеть своим мужем. Это тебе известно?
— Да. — Он знал ее лучше, чем кто-либо на
свете. — Поэтому он ублюдок. Теперь мы это уже узнали. Правда, ты немного
позже. Но ты снова захочешь выйти замуж. Появится кто-нибудь.
— Только этого мне и не хватало, — парировала она
с отвращением. — Я слишком стара. Романтические чувства подростков больше
не в моем стиле. Благодарю покорно!
