— Спасибо, — сдавленно буркнул Копрей, смотревшийся в набедренной повязке и в не по размеру огромных сандалиях весьма колоритно.
— Теперь задание! — напомнил Софоклюс.
— Какое задание? — испуганно переспросил посланец.
— Четвертое!
— Ах да, задание! Извините, совсем вылетело из головы…
— И неудивительно, — тут же съязвил Геракл. — У тебя же там сквозное отверстие, в правое ухо ветер залетает, а в левое вылетает.
Копрей не обиделся. Достав из набедренной повязки небольшую восковую дощечку, он торжественно прочитал:
— Я, Эврисфей, великий правитель Микен…
— Великий кретин Микен… — поправил посланца сын Зевса.
— Великий правитель Микен, — продолжал настаивать на своем Копрей, — правом, данным мне всемогущими богами, повелеваю Гераклу Олимпийскому, урожденному Зевсу Младшему, изловить и доставить в Тиринф керинейского барана!
— Кого доставить? — спросил Геракл, расслышавший лишь первое слово из имени диковинной зверюги. — Какую еще канарейку?
— Не канарейку, — поправил великого героя посланец, — а керинейского барана!
— Это что еще за жертва безумной селекции? — в сердцах воскликнул сын Зевса.
— Постойте, любезнейший, — решительно вмешался Софоклюс, всегда и во всём (а особенно в исторических фактах) любивший точность. — Вы тут нам только что сказали, вернее, зачитали письменный документ, в котором Эврисфей назвал себя великим правителем Микен…
— Великим кретином Микен, — снова хохотнул Геракл.
— Но, насколько мне известно, — историк озадаченно наморщил лоб, — Микенами правит некий Агриппа…
— Всё верно, всё верно! — согласно закивал Копрей. — Тут нечему удивляться…
— Но позвольте…
— Всем известно, что Эврисфей с самого детства болен всякими неприятными болезнями.
— Ну и…
— Совсем недавно или, правильней сказать, буквально на днях у него случился острейший приступ мании величия. Так уж получилось, что именно в тот момент, когда его посетил столь распространенный на Олимпе недуг, Эврисфей готовил для Геракла очередное сложное задание.
— А разве мания величия болезнь? — искренне удивился Геракл.
— Особое психическое расстройство, — подтвердил Копрей. — Следствие разнообразных эротических фантазий в нежном возрасте, как пишет великий Зигмундис Фрейдиус.
Похоже, что Геракл с Софоклюсом впервые столкнулись с ярым поклонником опусов сумасшедшего греческого лекаря.
«Интересно, — подумал историк, — а как сам Фрейдиус называет своих фанатов — фрейдоманами или, может быть, фрейдонистами или… фрейдощенцами?»
Фрейдощенец Копрей уже что-то грузил с умным видом по поводу не в меру любопытных маленьких мальчиков и девочек. В его сбивчивой безумной речи то и дело попадались знакомые слова вроде «либидо», «фобия» и «сублимация эротически-умозрительных фантазий».
Геракл громко зевнул и, грубо перебив посланца, недружелюбно рявкнул:
— Всё, хватит, я уже понял, что мания величия это болезнь, поражающая тех, кто писался в детстве в люльке…
— Как?! — возмутился Софоклюс. — Но разве не все младенцы писаются?
— Лично я в младенчестве всегда спускался во двор, — невозмутимо ответил сын Зевса.
Сказанное Гераклом начисто рушило фундамент сумасбродной теории Фрейдиуса, ибо манией величия сын Зевса страдал в самой тяжкой форме.
— Расскажи-ка нам лучше об этом баране, — предложил могучий герой не в меру распалившемуся посланцу.
— Да что тут рассказывать? Проживает баран в Аркадии, по слухам, он послан смертным в наказание божественным кузнецом Гефестом.
— И чем же он опасен? — полюбопытствовал Софоклюс.
— Смертельно говорлив!
— Это как?
— Треплется без умолку.
— Моя бывшая жена Эления, — усмехнулся историк, — говорила со скоростью сорок слов в секунду, особенно когда встречала на рынке любимых подруг.
— И где она теперь?
— Свезли на Аргос к Асклепию, кстати, можно было проведать.
— Весьма поучительная история, — кивнул Геракл. — Во всяком случае, тебе, Софоклюс, этот баран теперь не страшен.
— Проблема не в этом, — возразил Копрей, который на прохладном осеннем ветру стал слегка мерзнуть. — Дело в том, что керинейского барана совершенно невозможно поймать, особенно с тех пор, как у него украли драгоценную золотую шкуру.
— Кто украл?
— Ясное дело, аргонавты украли. Украли и пропили.
— Я хорошо знаю этих ребят, — улыбнулся сын Зевса, — так что совсем не удивляюсь, хотя это, конечно, безобразие.
— В общем, всё, что знал, я рассказал, — дрожа, добавил слегка посиневший посланец.
— Ладно, свободен! — небрежно бросил ему Геракл. — Топай в свои Микены, да смотри мне, посылку по дороге не потеряй…
Копрей кивнул и с огромным свертком в руках смешно заковылял по широкой дороге.
— Вот же лопух, — недовольно проговорил, глядя вслед посланцу, сын Зевса. — Как пить дать железяку посеет…
* * *
— Господин, к вам посетитель. — Старый горбатый слуга угодливо поклонился.
— Кто там еще? — встрепенулся сидевший в окружении пуховых подушек Эврисфей. — Копрей, что ли, уже вернулся из Тиринфа?
— Нет, господин…
— Тогда… — страшная догадка словно молния Зевса пригвоздила болезного к месту, — это… это… Геракл?
Старый слуга рассмеялся.
— На Геракла этот тип похож меньше всего. Я уже было решил, что он сумасшедший, но в последний момент подумал, может, он вас заинтересует…
— Чем же, интересно?
— Он, как и вы, страшно ненавидит великого сына Зевса!
— Немедленно зови его сюда! — закричал Эврисфей, от радости подпрыгивая на мягких подушках. — Я хочу говорить с этим милым человеком.
— Милым… — Горбатый слуга лукаво улыбнулся. — Что ж, тебе виднее, хозяин…
Через пару минут неожиданный гость предстал пред ясные очи Эврисфея.
Эврисфей нервно потянул носом, в комнате отчетливо запахло мокрой псиной.
— Кто ты такой? — нервно осведомился болезный, утирая платком вечно сопливый бледный нос.
Совершенно умопомрачительного вида незнакомец, облаченный в ужасную рыжую накидку с серыми проплешинами, довольно осклабился.
— Я Херакл, сын Алкмены и Амфитриона!
— Как ты сказал?
— Я назвался Хераклом, и ты не ослышался…
Натужно пытаясь сфокусировать свои от рождения косые глаза, Эврисфей старался разглядеть гостя получше, но глаза никак не желали фокусироваться, постоянно сбегаясь к переносице, словно там было что-то намного интересней смердящего незнакомца.
