Лида подняла голову.
Возле стены, в тяжелой, тягостной тишине стояла сумрачная очередь.
Пожилая дама в дешевом турецком свитере, молодая женщина, встряхивающая меховую шапку от снега, на лицах у всех было написано: «Сколько можно вопросов задавать, бессовестная, будто ей одной надо с доктором говорить!»
Лида поспешно встала и спросила:
– Спасибо, что поговорили. Можно Лизе передать сок и пряник?
– Конечно. Только сейчас у детей тихий час, оставьте все постовой медсестре, она обязательно передаст, когда Лиза проснется. Всего вам доброго, будем надеяться на лучшее!
* * *
«Почему он не оплатил операцию? Не успел? Не мог уйти с работы? А вдруг потерял? Украли? Или того парня, который приходил за деньгами, по дороге ограбили? Неужели позвонить не мог, объяснить? Если украли, надо в милицию идти, это же не копейка, десять тысяч долларов!»
При слове «милиция» девушка вздрогнула, непроизвольно передернулась и с таким отчаянием втянула сырой воздух, что заныли зубы.
«Какая милиция, господи? Я сама эти деньги украла. А что, если тому человеку они тоже на лечение нужны были? Может, у него мать при смерти? И не такой уж он богатый, как наговорил Иван?»
Девушка вспомнила комнату с обеденным столом, кабинет. Ничего там особенного не было! Даже у обычного певца, не олигарха, дом в сто раз роскошнее!
Лиду бил озноб, влажный холод пробирался по спине под пуховик, под нарядную атласную блузку. Сапоги, утонувшие в ледяной каше, промокли, от голода тянуло желудок, кружилась голова.
Она бежала напрямик, не разбирая дороги, не выискивая сухих подмерзших тропинок. Месила снежную квашню, задыхалась от захлестнувшего горя, жалости к Лизе и самой себе: «Неужели все было напрасно?!»
Посреди остановки разлилась коричневая лужа.
Лида зубами стащила с озябшей руки перчатку, достала мобильник, принялась остервенело набирать номер Ивана.
Временно заблокирован, трижды услышала она.
Возле остановки притормозила маршрутка, обдала Лиду грязными лоскутами брызг.
– До метро едете?
– До «Войковской», – ответил пожилой водитель-кавказец.
Лида пробралась в дальний угол, села возле заляпанного бурыми разводами окна, прикрыла глаза.
На экране под потолком маршрутки бодро шумела реклама. В ней жили счастливые девушки, единственной проблемой которых была сухость кожи.
В метро оказалось еще холоднее: прибывающие поезда гнали промозглый сырой воздух, под ногами чавкала жижа, которую пассажиры тащили с улицы.
Уборщица сгребала растекающуюся кашу деревянной шваброй с длинной перекладиной.
Лиде казалось, грязь, как в фильме ужасов, плывет по эскалатору, вот-вот стечет с платформ, заполнит тоннели, просочится в вагон через окно, приоткрытое над ее головой.
От «Павелецкой» девушка знакомой дорогой быстро дошла до Монетчиковых переулков. Но не пересекла двор, а обошла его вдоль стен домов, чтобы Иван не увидел ее ненароком из окна подвала и не попытался скрыться, избегая разговора.
Лида осторожно, почти задевая крашеную кирпичную стену, приблизилась к зарешеченному, мутному окошку, едва достававшему ей до пояса, прислушалась.
Напрягать слух не было нужды: из подвала отчетливо доносились музыка и гул мощного компьютера. Голос Ивана, весело переговаривающегося с кем-то из друзей, перемежался взрывами хохота.
Девушка перестала осторожничать, энергично прошагала ко входу в подвал, решительно постучала в дверь кулаком.
Потом с размаху хлестнула сумкой.
Снова забарабанила кулаками.
Когда отошла на шаг, приноравливаясь ударить по железу подошвой сапога, дверь распахнулась, Лида увидела парня, приходившего к ней за деньгами.
Он отвел глаза в сторону, потом посмотрел куда-то за Лидино плечо.
– Здравствуйте, к Гонсалесу можно? – холодно спросила девушка, давая понять: вопрос задан чисто из вежливости, она не собирается ждать разрешения на то, чтобы войти.
– А его нет.
«Этот тип ведь не мог знать, что за дверями буду я. Но с ходу заявил: Ивана нет. Выходит, Гонсалес заранее предупредил всех, чтобы меня не пускали? Не желает видеть, скрывается?»
– В самом деле? А когда будет? – усмехнулась Лида. – После дождика в четверг?
– Около того, – ответил парень и попытался скрыться.
Лида молча навалилась на дверь, влетела внутрь, едва не сорвавшись с лестницы, ухватилась за стену, побежала вниз по щербатым цементным ступеням.
Повернула налево, в жаркий закуток, заваленный банками из-под пива и энергетиков. На обшарпанном кожаном диване опять кто-то спал, Лида успела увидеть грубые ботинки и жидкую бороду, заплетенную в тощую косичку.
Она быстро вошла в знакомую полутемную комнату.
Иван сидел за компьютером.
Он глянул на Лиду, отвернулся и взялся за мышь.
– Слушай, Чилиец, сам разбирайся со своими подругами, – заявил «охранник», спустившийся следом за девушкой.
Лида рванула «молнию» на куртке, рывком подтащила к столу Ивана стул, резко села, с тихим гневом произнесла:
– Может быть, объяснишь, где деньги?
Иван молчал, щелчками мыши открывая и закрывая страницы.
– Я сейчас была в больнице, ты не оплатил операцию.
– Ну не оплатил, – бросил Иван и съехал, небрежно развалясь и расставив ноги, на край кресла.
– А деньги где? – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, тихо спросила Лида.
– Денег нет.
– Как – нет? Да выключи ты эту идиотскую музыку! Как – нет?! А операция?!
– Не ори! Они обязаны Лизке операцию сделать бесплатно, сволочи! Я все узнал: деньги выделяются! А они, сволочи, их воруют! Врачи воруют!
Лида вцепилась в поручень и яростно дернула кресло Ивана.
Мышь вылетела из его руки, повисла, раскачиваясь, между столом и грязным полом.
– Что ты несешь?! Что за мерзость ты говоришь?! Какие врачи твои деньги воруют?! Она же умрет в этой бесплатной очереди!
– А это с папаши ее надо спросить! Гад, сделал матери ребенка, а теперь у него денег нет! Это он должен деньги искать, папаша хренов!
– Иван, пожалуйста, отдай мне деньги, я сама прямо сейчас отвезу их в институт. Честное слово, прямо сейчас! – жалобно попросила Лида. – Я согласна с тобой, ты прав: и власти наши нефтяные о детях не думают, и отец Лизочки – гад безответственный. Но Лизочке от этих слов не легче. Ванечка, давай вместе поедем, ты сам уплатишь.
– Нет у меня этих денег!
– А где они, объясни, я все пойму: украли?
