Николай кивнул и поднял руки:
– Все, понял, не смею мешать звезде. Чаю я и дома напьюсь.
– Коль, ну не обижайся…
– Ладно, пока-пока!
Варя заперла за гостем дверь, вновь устроилась на тахте, открыла прозрачную папку с несколькими листками и сосредоточилась на таблице с цифрами и колонками текста.
«Школа, танцы в актовом зале. Стены покрашены голубой масляной краской, под потолком заляпанные побелкой лампы дневного света, на сцене вишневый занавес и несколько воздушных шариков. За окнами молодые тополя с первой весенней листвой. Громко играет музыка, песня Юрия Антонова. На Людмиле юбка-макси из пестрого штапеля, трикотажная кофта-лапша, лакированные босоножки на платформе. На Владимире школьные брюки и вязанный крючком джемпер со шнуровкой. На плече гитара, украшенная переводной картинкой: портрет девушки в купальнике…»
Варя прислонила голову к стене, улыбнулась и задумалась, обратив взор внутрь себя…
Родители тоже познакомились на школьном вечере. Мама столько раз рассказывала про нахального парня, из чужой школы проникшего на танцы – одноклассник открыл окно в туалете на первом этаже и влез, да не один, а вместе с гитарой, на которой, как выяснилось позже, совершенно не умел играть, даже, как выражалась мама, «на двух блатных аккордах».
Дома, в Кириллове, с того школьного вечера хранилась черно-белая фотография, и даже на мутной, зернистой, выцветшей бумаге было видно, как сияют мамины глаза. А юбка на ней – прямо как в этом сценарии: из дешевенького штапеля, клинья разных цветов завиваются по подолу спиралью. И джемпер-лапша, тогда все носили лапшу, заказывали в ателье, в доме быта. А вот отца на той фотографии не было: мама отстригла край снимка, хотела доказать подружке, что вовсе и не влюбилась в «патлатого хулигана». Мама, кстати, со смехом вспоминала про переводную картинку на гитаре, сосед привез из армии – в ГДР служил; папа выменял ее на красную футболку.
Интересно, кто сценарист? Варя покрутила листы, но не нашла ни имени, ни фамилии.
Надо же, как это автору удалось так точно передать приметы того времени? Наверное, старый уже, за сорок, и описал свою собственную юность?
Девушка почти дочитала отрывок до конца, когда в дверь тактично постучали и в комнату заглянула Маргарита Святославовна:
– Можно?
Варя торопливо сползла с тахты, одернула халат.
– Конечно, зачем вы спрашиваете? Это же ваша квартира…
– И тем не менее, – витиевато начала хозяйка, но заметила на одеяле россыпь страниц и с интересом спросила: – Варюша, ты не сценарий ли читаешь?
– Да, у меня сегодня ночью крупный план…
– Что же ты, детка, молчала. Давай-ка проговорим сцену вместе, возможно, я что-то подскажу.
– Ой, спасибо! Я, честно говоря, не посмела бы вас побеспокоить.
Женщины сели за кухонный стол.
– Значит, крупный план? А ты знаешь, что такое план?
– Это… ну как бы сказать? Размер? Я же знала…
Варя покрутила руками и с досадой призналась:
– Интуитивно понимаю, но сказать не могу.
– Детка, если ты не можешь сформулировать идею словами сама для себя, как ты донесешь ее до зрителя? План – это масштаб изображения на экране. Повтори!
– План – это масштаб изображения на экране, масштаб изображения на экране… – принялась твердить Варя.
– Сколько существует планов?
Варя зажмурилась:
– Пять? Нет?
– Шесть. Вспоминай, какие?
Варя принялась загибать пальцы:
– Дальний… общий, средний… Какие же еще? Передний?
– Еще скажи: задний. Ох, двоечница, – покачала головой Маргарита Святославовна. – Дальний, общий, средний, первый, крупный, детали.
– Точно! Теперь вспомнила! Ужас какой, все из головы вылетело… Куплю учебник и обязательно повторю теорию.
– Да уж, будь добра! У тебя сегодня крупный план? Кто твоя героиня?
– Школьная подруга главной героини, Людмилы. Надо же, только сейчас сообразила, что ее зовут как мою маму. Подруга заканчивает десятый класс, действие происходит… – Варя покрутила листы. – Точно год не знаю, у меня ни начала, ни конца… Ага, вот: песня Юрия Антонова, джемпер-лапша, туфли на платформе.
– О-о! Туфли на платформе! – молодцевато произнесла дама и тут же мелко, по-старушечьи, пожевала губами. – Конец семидесятых годов прошлого века. Боже мой, неужели прошлого? Да, я уже ископаемое…
Женщина смотрела вдаль, Варя деликатно молчала… Наконец Маргарита Святославовна «вернулась» на кухню, и в ее голосе зазвучали повелительные интонации.
– Варвара, крупный план – это в первую очередь глаза. Зеркало души, как ты знаешь. Давай-ка поднимайся, будем отрабатывать…
– Боюсь ужасно, вдруг не получится? – жалобно сказала Варя, стоя в дверях.
– Вздор! – отрезала Маргарита Святославовна и любовно оправила на Варе великоватую, подвытянувшуюся кофточку-лапшу в розово-оранжевую полоску. – Жуткая какая расцветка! И как я это носила? Иди с Богом, детка.
* * *
Входить в образ Варя начала в метро – Маргарита Святославовна посоветовала.
– В прошлом году наши студенты выбрали для дипломного спектакля «На дне» Горького и всей группой перевоплотились в московских бомжей, – с удовольствием рассказала дама. – Оделись в старье с помоек и два дня шатались по вокзалам, выпрашивали остатки еды у кафе, прошли дезинфекцию от вшей в приюте для бездомных. Все потом в один голос заявили: это была настоящая школа жизни. Так что, детка, начинай погружаться в семидесятые еще по дороге, ни на кого не обращая внимания. Ты заканчиваешь школу и мечтаешь поехать на комсомольскую стройку.
Маргарита Святославовна резво прошагала в комнату, отыскала в шкафу несколько журналов «Огонек» за 1977 год, перекинула страницы и с удовольствием развернула перед Варей фоторепортаж со стройки. Скромно одетые, сияющие, счастливые парни и девушки в грубых рабочих рукавицах копали траншею, ставили палатки, несли ведра с раствором.
Варя начала мечтать о великой стройке в тайге уже на эскалаторе. И когда влетела в автобус с массовкой, все завистливо выдохнули: в проходе стояла юная и счастливая десятиклассница-комсомолка.
– О! – хохотнул бригадир. – Кручининой хоть сейчас в руки лозунг «Получай, Родина, серную кислоту!». Берите пример, господа артисты массовки.
Впрочем, в костюмах эпохи застоя оказались еще несколько человек: Варя увидела коричневую школьную форму с белым фартуком, клетчатую мальчиковую рубашку, превратившуюся в девичью с помощью самодельных вытачек на талии, юбку из павлово-посадских платков.
«Массовка для школьного вечера», – догадалась девушка.
Автобус ехал уже знакомой дорогой. Асфальт отдавал душное тепло, переполненные мусорницы стояли в высохших пивных потеках, вечернее солнце освещало Сущевский Вал несвежими лучами. А Варина душа переполнялась счастьем, сердце колотилось с ликующими перебоями: «Съемка! Съемка!»
