— Ты занимаешься моей персоной?
Джон и не думал оправдываться. Разве он сделал что-нибудь плохое Терри Салливану? Никоим образом! Не выступал с публичными обвинениями, не мазал его грязью ради собственного удовольствия. Как и в случае с Риццо и Барром, Джон всего лишь собирал о нем полезную информацию.
— Так признавайся: кого из журналистов ты обокрал тогда?
— В колледже? Да ты смеешься! Это же древняя история, потом, у тебя нет доказательств.
— Дело в том, что ты наверняка не захочешь по-настоящему об этом спорить. Ведь это повредит твоей карьере. И, кроме того, — Джон уже не мог остановиться, — есть в твоей биографии какие-то таинственные вещи. Например, три жены… Мне показалось, тогда мы с тобой дружили, Терри, но я даже не подозревал, что ты хоть раз был женат, не говоря уж о трех браках. Мы вместе учились в колледже. И ни у кого из наших товарищей еще не было семьи. И никто не знал такого о тебе. Ничего не было известно ни о том твоем браке, ни о двух последующих. Но почему такой большой секрет? Целых три жены — почему такая тайна? Что ты с ними делал, Терри? Связывал и затыкал рот кляпом? Все это дурно пахнет. Готов поспорить, им есть что рассказать. И наконец, этот кардинал. Какого черта тебе надо от мистера Россетти? — Джон чуял: за этим что-то стоит. Именно за этим! — У тебя есть личные причины ненавидеть его? Или ты имеешь что-то против церкви? Может, ты — один из алтарных мальчиков, пострадавших от приставаний священника?
Голос Терри стал ледяным:
— Я никогда не был алтарным мальчиком.
— Тогда, может, был певчим? Ведь ты же не просто так набросился на несчастную женщину и попытался нагадить кардиналу.
— А тебе-то до нее что за дело? — огрызнулся Терри. — Ты ее трахаешь, Киплинг? Меня стараешься обмазать грязью, лишь бы обелить ее?
Джон поднялся.
— Я никого не собираюсь мазать грязью, но предупреждаю тебя: ты полез в ее жизнь — она полезет в твою.
— Она или ты?
— Это одно и то же, — ответил Джон и шлепнул трубку, но через секунду снова поднял ее и позвонил Брайану Уоллесу в «Пост». — Есть маленький вопрос, — деловито начал он, поняв, что собеседник на том конце провода совсем не в восторге. — О той пленке, на которой записано интервью с Лили Блейк.
— Если собираешься заявить об этом прокурору, то все равно не сможешь навредить редакции. Ведь нет доказательств, что мисс Блейк ничего не знала. Мы начали публикации в полной уверенности, что это добровольное интервью. Наши юристы уже наготове. С точки зрения законодательства газета полностью защищена. Они возбуждают против нас дело, но оно провалится.
Брайан говорил слишком напористо, сразу встав в позу защиты.
— А ты проверял подлинность пленки? — поинтересовался Джон.
— Что ты имеешь в виду?
Джону казалось, что он выразился достаточно однозначно.
— Ты проверял подлинность пленки? — повторил он.
— Подлинность?.. То есть, действительно ли это голос Лили?
— Об этом я еще не думал, но не мешало бы, наверное. Я имел в виду другое: не была ли эта пленка искусно скомпонована?
— Да что это, черт возьми, означает?
— Порезана и склеена, Брайан. Ты прекрасно знаешь, как это делается. Слова переставляют или вообще убирают. Телевидение постоянно прибегает к таким фокусам. Это называется редактированием интервью. Только порой в итоге получается совсем иной смысл, чем в оригинале. Не думаешь, что Терри именно это и проделал? Ему мог помочь любой человек с зачаточными познаниями в области монтажной техники. Черт возьми, Терри — способный малый. Он и сам с этим справился бы.
— Почему ты так думаешь?
— Женщина, о которой идет речь, отрицает, что она говорила именно так, как написано в газете. Я допускаю, что если ты слышал эту запись, то на ней действительно были те слова, которые написал Терри. Ведь иначе ты не стал бы печатать все это.
— Ты с ней говорил?
— Это не важно. Сейчас речь идет о том, действительно ли Терри похимичил над пленкой.
— Да когда же, по-твоему, он успел все это проделать? У него просто не хватило бы времени, Кип. Ты быстро все забыл. Ведь было уже поздно. Время поджимало, и Терри не успел бы написать эту статью, если бы возился с записью.
— Ставлю десять к одному, что текст был написан заранее. Все, кроме цитат.
— Ага. Но, бросив Лили, он сразу помчался звонить мне и предложил прослушать пленку. Было около одиннадцати. Тогда откуда у него взялось время, чтобы отредактировать запись?
— Ты слышал по телефону все? От начала до конца?
— Нет, только ключевые места.
— Но откуда тебе известно, что он не пропускал что-то важное? С чего ты взял, что Терри не выдрал эти части из общего текста и тем самым не обвел тебя вокруг пальца?
— На следующий день я прослушал всю запись сам.
— Когда? Утром? Днем? Значит, ночью он дал тебе послушать отрывки, потом быстро скомпоновал все, как ему было надо, а уж после этого вручил тебе: на, мол, слушай на здоровье. Ну, как?
— Откуда, черт побери, мне было это знать?
— Следовало проверить пленку.
— С какой стати?
— Чтобы зад свой прикрыть. Все, написанное Терри, не согласуется с тем, что, по словам Лили, она говорила.
— Она врет.
— Или он врет. Его ложь уже отчасти доказана и признана даже вами. Или, может, ты терпимо относишься к грязной журналистике?
Брайан вздохнул:
— Ну а я-то тут вообще при чем? Это ваши с Терри дела. Ты к нему плохо относишься, это все знают. Вполне вероятно, что ты хотел бы его свалить. Я, во всяком случае, это допускаю. Но мне небезразлична моя газета. И я не дам свалить ее. Тут уж поверь мне, Джон. Так что как хочешь, но пленка настоящая.
Обыкновенно по утрам в среду Джон навещал Гэса, но сегодня не поехал к отцу. Разговор с Терри вывел его из себя, и он провел весь день на телефоне. Продолжая собирать сведения по найму всех этих многочисленных квартир, Джон с пугающей легкостью обнаружил двух его жен. Последняя по-прежнему жила в Бостоне. Ее звали Мэдди Джонсон, и она была уже предупреждена.
— Терри говорил, что вы позвоните. Но мне нечего сказать.
— Почему?
— Мне нечего вам сказать, — повторила она.
— Он запугал вас?
— Он предупредил, что вы будете допытываться.
— Допытываться? У вас? Но о чем? — Джон старался говорить спокойно и рассудительно. — Я не собираюсь узнавать ничего о вас. Меня интересует только Терри.
— Да, мы были женаты, — пробормотала она.
— Но теперь ведь уже нет. С чего бы вам его защищать?
— Потому что он опасен! Я расскажу что-то о нем, он расскажет что-то обо мне. У меня, как и у всякого человека, есть свои тайны. А вы, как и Терри, тоже пресса. Вы понимаете, о чем я говорю. Газетчики все опасны.
