Никакой живности тут, похоже, не обитало – ни шороха крыл, ни резкого вскрика ночной птицы, ни горящего глаза зверя. Только гадкая прочная паутина была натянута между стволами, и в центре каждой сети спал, поджав мохнатые ноги, крупный, девственно-розовый паук.
В общем, на настоящий природный лес это место походило так же, как походит на живого человека восставший из гроба мертвец. Семиаренс Элленгааль чувствовал к окружающему почти физическое отвращение и вздрагивал каждый раз, когда прикасался к ветке или сучку голой рукой, будто они жгучим ядом были покрыты или могли укусить.
И все же врожденное чутье светлого альва не позволяло ему сбиться с пути в этой немыслимой растительной мешанине, он уверенно вел своих спутников вперед, в самую чащу, в самую глухую глушь.
И довел бы, пожалуй, и дело удалось бы, не расчихайся вдруг отчаянно и неудержимо черный маг Легивар. До этого момента им удавалось перемещаться бесшумно. Несмотря на царящую кругом сушь, даже те ветки и сучья, что валялись мертвыми на земле, сохраняли удивительную гибкость, будто не из древесины состояли, а из густой патоки были сварены. Не трескались они под ногами, не хрустели – пружинили мягко и странно. Беззвучно, за что и спасибо им. А лишайнику, свисающему до самых корней и немилосердно лезущему в нос, – не спасибо, это он был всему виной.
Надо сказать, что грибы, лишайники, мхи и прочие изгои растительного царства испокон веков служат неотъемлемым компонентом колдовских настоев и взваров. И те дни, когда реоннских студиозусов заставляли практиковаться в зельеварении, были худшими в жизни Хенрика Пферда. Такими слезами и соплями заливался бедный, что, изучай он не боевую магию, а черную, собирать впору было – как раз еще на одно зелье хватило бы. Сенной лихорадкой страдал молодой маг Легивар, и не что иное, как лишайник, вызывал ее! Так вправе ли мы упрекать его за неосторожность? Он и так крепился, сколько мог, зажимал нос и рот руками, кулаки грыз. Но, знать, судьба такая – не справился. Разнесся над безмолвным лесом его богатырский чих.
Спутники замерли, вжались в стволы, стараясь сделаться маленькими и незаметными. Но в первые минуты ничего не случилось, и они решили – обошлось. А потом вдруг сразу – резкий оклик на наречии светлых альвов: «Стой! Ни с места!» И частокол стрел, направленных им в лицо.
– Стоим, стоим, как скажете! – миролюбиво согласился Йорген фон Раух и добавил вполголоса: – Ох, чую, плакали наши пироги…
Впрочем, особого огорчения он не испытывал. Знал: раз не пристрелили сразу – уже хорошо, есть надежда если не отужинать, то по крайней мере сохранить жизнь.
– Кто вы такие и зачем явились в наши земли? – последовал вопрос.
Лица говорящего видно не было – оно осталось в тени. Пленники же стояли внутри ярко освещенного колдовского круга; даже непонятно, что именно испускало этот свет: земля под ногами или, может быть, воздух вокруг? В общем, сами они были видны как на ладони, вокруг себя же могли различить лишь темные очертания высоких фигур и грозно поблескивающие наконечники стрел. Очень неприятное ощущение!
– Отвечайте!
– Честь имею представиться, – церемонно начал силониец, и Йорген сразу понял: «О! Это надолго!» – Кальпурций из рода Тииллов, старший сын государственного судии благословенной Силонийской империи Вертиция Тиилла к вашим услугам. Позвольте отрекомендовать спутников моих. Фройляйн Нахтигаль, дочь Франца Нахтигаля, аптекаря, потомственная ведьма шестой ступени, выпускница Хайдельской оккультной семинарии по классу целительства и родовспоможения… – (Тут девушка сделала книксен.) – Мой друг, благородный Йорген эн Веннер эн Арра фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм, сын ландлагенара Норвальдского, начальник столичного гарнизона гвардейской Ночной стражи Эренмаркского королевства, и младший брат его Фруте фон Раух, богентрегер Райтвис! – (Упомянутый богентрегер вежливо раскланялся тем особым придворным манером, коим Йорген так и не сумел овладеть. Поэтому он лишь кивнул, и то запоздало и небрежно.) – Легивар Черный из Реонны, бакалавр магических наук, боевой маг третьей ступени, сын… – Тут Кальпурций вспомнил, что об отце названной особы ему ровным счетом ничего неизвестно, и поспешил исправить положение: – Сын подданного Эдельмаркской короны! – (Показалось ему или в глазах мага мелькнула благодарность?) – Семиаренс Элленгааль, младший тан светлых альвов Нидерталя! – Этого Кальпурций оставил под занавес, как-то боязно было называть – вдруг сразу стрельбу начнут?
Нет, зря силониец тревожился. Едва он успел произнести последнее имя, в кольце альвов произошло некоторое движение, пять или шесть стрел, тех, что были направлены на Семиаренса, опустились наконечниками вниз. Значит, вовсе не хотели светлые убивать соплеменника… Что же тогда случилось днем, на пустоши?
…Друг Тиилл говорил, говорил, а Йорген все больше удивлялся долготерпению светлых альвов. Он сам на их месте давно стукнул бы пленника по затылку и потребовал отвечать по существу, без лишних биографических подробностей. Те же выслушали монолог силонийца до конца, и только когда он умолк, прозвучал новый вопрос, не без иронии заданный, видно, не впечатлили местных жителей чины и регалии пришельцев:
– Так что же привело в наши скудные земли столь важных особ?
Кальпурций, Семиаренс, Гедвиг и Легивар – каждый хотел сказать что-то торжественное, о борьбе с Тьмой. Они уже и рты открыли, но Йорген всех опередил – выдал с обезоруживающей прямотой:
– Да вот надеялись у вас еды украсть.
– О боги!!! – возведя очи горе, простонал друг Тиилл. – Теперь нас точно прикончат!
Ничего подобного. Йорген знал, что делал, недаром же в его любимых мачехах ходила светлая альва! Сколько раз она учила его: лучше самая скверная правда, чем самая красивая ложь. Лесной народ ценит честность превыше всего, и ждут ее если не от самих себя (сами-то скрытничают почем зря), то уж от других – непременно. Вот почему, когда был задан третий вопрос, в тоне говорившего насмешки больше не слышалось – только понимание и искреннее сочувствие:
– Так вы голодные? Что ж, пройдемте к костру…
Альв сделал приглашающий жест, и под ноги собравшимся легла тропа, узкая, но даже в сумраке хорошо заметная: то ли умела она слабо светиться, то ли просто очень светлой была здешняя земля. Хотя без колдовства точно не обошлось: деревья двигались как живые, безобразные заросли расступились впереди и тут же смыкались позади путников, образуя непроходимую стену: беги – не убежишь! Альвы шли, опустив оружие.
Около четверти часа длился путь, и чем дальше, тем отчетливее понимал Семиаренс Элленгааль: напрасно было затеяно дело, не справился бы он с ролью проводника. Странные, искаженные чары владели этим лесом, и не разобрался бы он в них, не смог открыть тропу – ту единственную, что ведет в стан. Или из него выводит.
Поселение было бедным – сразу бросались в глаза залатанные, выцветшие шатры, да и мало их было. Большинство местных жителей селилось в дуплах, поневоле вспомнив почти ушедший обычай предков. Вот только те, исторические, дупла были огромны, как настоящие дома, и красивы, как парадные залы дворцов. В здешних же альв едва ли мог вытянуться в полный рост, должно быть, так и спал всю ночь поджав ноги. Постелью ему служила куча странного, упругого хвороста, никаких украшений в жилище не было – голая древесина, потраченная жуком. Чтобы обзавестись достойным дуплом, нужны были мощные чары, на них у полуголодных поселенцев не хватало сил. Напрасно несостоявшиеся воры мечтали о пирогах – пирогами здесь и не пахло. Пахло кореньями, грибами, еще какой-то съедобной растительностью. Было немного мяса, неизвестно чьего: жестче кабанины, зато не такое вонючее. Были яйца – странно, откуда? Не летали птицы во Тьме, ни одной не видели. Может, тварь какая их снесла? А, неважно, с голоду что угодно съешь!
