– Лайонин, твои мысли так легко прочесть. Неужели он настолько тебе не доверяет?
– Чего ты хочешь от меня? – устало спросила она.
– Золота.
– У меня нет ничего, кроме одежды. Он ничего мне не дал.
– Не считай меня глупцом.
Он выглянул за дверь конюшни, увидел, что пламя больше не поднимается над каменной стеной, и вновь повернулся к Лайонин:
– Вижу, твой муж усмирил пожар быстрее, чем я предполагал. Слушай меня. Он очень устал и вскоре крепко заснет. И тогда ты сбросишь мне драгоценности из мешочка у него на поясе.
– Нет! Я не могу!
– Попробуй только ослушаться! Или хочешь стать вдовой?
– Ты сам не знаешь, что несешь! Забыл, что он – Черный Лев?
– Зато ты помнишь! – прошипел он. – Да, я не похож на этих знатных рыцарей. Они живут по правилам, которые не имеют для меня смысла. Как, по-твоему, я пробрался в замок? Никто не обращает внимания на простого крестьянина. Думаешь, он заметит серва, проходящего мимо? Ничего и не заподозрит, пока я не воткну ему нож между ребер.
У Лайонин отнялся язык. По спине пополз холодный озноб, медленно кравшийся, подобно скользкой ядовитой сороконожке.
– А, значит, я верно рассчитал! А теперь мне пора. Делай, как сказано, и не думай меня предать!
Он оставил ее почти без сознания, дрожавшую всем телом. Что ей теперь делать?
Она пробралась в опустевший донжон, пытаясь двигаться скорее, но так и не смогла. Грузно опустилась на стоявший в углу табурет и прислонилась к холодной стене.
Ах, если бы она послушалась Ранулфа! Уехала бы с ним сразу после венчания. Если бы не вышла вечером в сад… Как жаль, что нет матери рядом! Она так одинока! И никого, кроме мужа, который яростно овладел ею ночью, а днем предложил перемирие, которого ни в коем случае нельзя нарушать!
Джайлз, конечно, безумен. Ни один нормальный человек не способен на такие поступки! Теперь она ясно видела то, чего много лет не замечала. Недаром Мелита говаривала, что дочь всегда рада пригреть бездомных и калек, будь то поросенок, щенок или человек, и, как смеясь утверждали все, превращала ворону в павлина.
Но Джайлз… Она вспомнила, как впервые увидела его. Мальчишка скрывался в темном углу, боясь собственной тени, подавленный превосходством двух старших братьев-красавцев, хотя обожал прелестную семилетнюю девочку, названную в честь львицы и любимую всей округой. Лайонин почти не взглянула на двух старших мальчиков, зато немедленно пригрела Джайлза, маленького, спотыкавшегося на каждом шагу: тонкие ноги почти не держали его.
Сэр Джон громко запротестовал, когда дети, хоть и ровесники, но невероятно разные во всем, неожиданно взялись за руки и вышли во двор, под апрельское солнышко. Но Мелита успокоила его, и они долго смотрели вслед парочке.
Следующие десять лет Лайонин и Джайлз почти не разлучались. Однажды девушка услышала, как отец Джайлза жаловался, что сын никогда не бывает дома, что от него нет никакой пользы и он вынужден постоянно наблюдать, как малышка требует и теребит мальчишку, пока тот не сделает так, как она пожелает. Сэр Джон больше всего удивлялся тому, что она не умоляла и не просила. Сам он делал все возможное, чтобы заставить Джайлза сесть на коня, но все было напрасно.
– То есть как это ты не можешь ездить верхом? Я же могу! – хвасталась восьмилетняя девица. – Живо в седло, и перестань ныть!
Она не терпела никаких уверток и извинений, и на глазах сэра Джона болезненный парнишка превратился в здорового подростка.
Лайонин пыталась сосредоточиться на настоящем, отречься от воспоминаний, когда-то таких сладостных, но сейчас низведенных до уровня грязи на лондонских улицах. Конечно, -даже в то время она замечала кое-какие мелочи, беспокоившие ее, но не хотела ни видеть их, ни помнить. Вроде того котенка, оцарапавшего Джайлза. Она содрогнулась при мысли о том, как один из псов, облизываясь, шарил В тростниках в поисках оставшихся костей.
Перед глазами встали покрытые рубцами бока лошади, имевшей несчастье сбросить Джайлза, сожженная едва не до кости рука крестьянской девушки, которая упала в огонь, споткнувшись о его вытянутую ногу.
Она потерла кулаками глаза. Но в нем были и хорошие качества, перевешивавшие таившееся в нем зло.
Топот копыт во дворе заставил ее пошевелиться. Лайонин поднялась медленно, с трудом, как измученная старуха, и, встав на ноги, поглядела в сторону двери. Там стоял один из «черных стражей»: она не помнила, как его зовут.
– Миледи, с вами все в порядке? – тихо спросил он, и она вспомнила самого спокойного и молчаливого из рыцарей. Малард. Это Малард.
Она кивнула ему и каким-то образом сумела изобразить улыбку, но сразу заметила, что ничуть его не убедила. Малард продолжал тревожно смотреть на нее.
– Я могу чем-то помочь? – выдавила она.
– Да. Нам нужно поесть. Куда девались все служанки?
Лайонин растерянно огляделась, пораженная тем, что, несмотря на весь этот ужас, весь последний час жизнь по-прежнему продолжалась.
– Не знаю. Пойду поищу вам еду, – пробормотала она и в сопровождении рыцаря направилась к двери.
Кухня была выстроена отдельно от главного здания, чтобы уменьшить риск пожара. В воздухе стоял горький запах дыма, но Лайонин ничего не замечала. Не видела, как страж пристально оглядывает пустой двор. И, конечно, не отметила, что Малард присматривается к одинокому серву, с трудом ковылявшему к лошадям. Рыцарь задумчиво покачал головой: что-то ему не понравилось.
Лайонин нашла на кухне одну из судомоек, повисшую на шее молодого парня, и собственные беды неумолимо встали перед ней. Она рассеянно послала парня помогать тушить пожар, а девушку заставила готовить ужин. Через некоторое время еда уже была уложена в несколько корзин, которые предстояло отнести голодным мужчинам.
Малард отыскал слуг из замка, и вскоре освежеванная овца уже крутилась на вертеле. Лайонин помогла Маларду нагрузить телеги, и он не протестовал, когда она села рядом с кучером. Рыцарь молча вскочил в седло. Лайонин хотелось чем-то занять себя. Все, что угодно, лишь бы задержать момент, когда ей придется принять решение.
Огонь уничтожил больше половины деревни и, поскольку стена в нескольких местах обвалилась, уже подбирался к лесу. Где-то в той стороне слышался голос Ранулфа, громкий, властный, отдававший приказы, которых невозможно было ослушаться. Лайонин подтолкнула возницу, и тот направил лошадей на звуки его голоса.
– Что ты тут делаешь? – рассердился Ранулф. – Немедленно назад, в донжон!
– А раненые? Я хотела бы им помочь.
Втайне она ужаснулась его внешности: на закопченном лице сверкали только белки глаз.
– Не надо. Монахи уже здесь.
Только сейчас она заметила грубые коричневые одеяния, выбритые тонзуры и людей, склонявшихся над ранеными и обожженными. Лайонин молча кивнула и ни слова не сказала, когда возница вернулся на внутренний двор. Ранулф на миг приостановился и посмотрел ей вслед, не зная, что и думать. Но пожар не дал ему времени на размышления.
