– Леди Лайонин, если бы ваша матушка видела, как вы трудитесь, да еще в таком положении! – упрекнула Люси.
Ах, если бы только рядом была мать! Она знала бы, что делать!
– А лорд Ранулф, – продолжала Люси, – наверняка рассердился бы, узнав, что вы держали младенчика на солнце!
Лайонин почти швырнула на стол кружку с элем.
– Лорд Ранулф! У меня уже в ушах звенит от этого имени! Я рожу ребенка, которого он так жаждет, но при этом не обязана давать приют его любовницам!
– О чем это ты, дитя? У лорда Ранулфа нет любовниц! В жизни не видела, чтобы мужчина так любил жену. Он тебя обожает!
– О, Люси! – всхлипнула Лайонин и, прижавшись к толстой старухе, которая всегда была рядом, зарыдала на обширной груди.
– Пойдем-ка наверх. Тебе нужно лечь.
Лайонин оперлась об ее руку и позволила раздеть себя и уложить в постель. Люси погладила чересчур теплый лоб и, заметив черные круги под глазами, шепнула:
– Расскажи, что тревожит тебя. Люси никому не скажет.
– Он не любит меня и никогда не любил.
– Как ты можешь такое говорить! Он не отходит от тебя! Может, его письмо тебя опечалило?
– У него есть другие женщины.
– Милая, все мужчины изменяют женам. Но это не означает, что муж тебя не любит.
В ответ на это Лайонин заплакала еще горше.
– Спи, дитя мое, и боль утихнет.
Постепенно Лайонин успокоилась и заснула. Но сон то и дело прерывался. А проснувшись и увидев пустую постель и ни одной души в комнате, она почувствовала себя совсем плохо.
Следующие несколько дней Лайонин всячески избегала Амисии: ела в комнате и не выходила в солар, как пленница в собственном доме.
– Она уехала, миледи! – сообщила Кейт, вбегая в спальню.
– Уехала? Кто именно?
– Та женщина, француженка. Утром прибыл гонец с пи'сь-мом для нее. Она немедленно приказала оседлать коня и умчалась. Но с собой ничего не взяла. Как по-вашему, она не вернется?
При мысли об избавлении от ненавистной соперницы сердце Лайонин забилось сильнее.
– Не знаю. Чей флаг был у гонца?
– Мальвуазена, Черного Льва. Лайонин почувствовала, что бледнеет.
– Ты видела письмо, Кейт?
– Да, оно и сейчас лежит на постели, только я не умею читать.
– Принеси мне.
Лайонин дрожащими руками развернула свиток. Письмо было коротким. Всего четыре слова.
«Приезжай ко мне.
Ранулф».
Свиток вывалился у нее из рук и упал на пол.
– Миледи! Миледи! – всполошилась Кейт и побежала за вином. – Выпейте скорее.
Лайонин почти давилась сладким напитком. Значит, это правда. Каждое слово! Она узнала размашистый почерк Ранулфа и оттиснутую на воске печать. Эта печать находилась у графа, и он никогда и никому не передавал ее.
Амисии не было три дня. Три дня адских мучений для Лайонин. Слезы у нее давно иссякли, так что даже плакать она не могла. Кейт ухаживала за ней, но она почти ничего и никого не замечала. Люси попыталась было утешить ее, говоря, что ни один мужчина не стоит таких страданий и что она тоже была потрясена, когда первый муж завел себе любовницу, но все же продолжала жить и даже вышла замуж второй раз.
За это время прибыло еще одно письмо от Ранулфа, но ответ Лайонин был коротким и сухим и содержал только отчет о событиях в Мальвуазене.
– Что с вами, леди Лайонин? Вы больны? У вас такой усталый вид! – пропела вернувшаяся Амисия, когда Лайонин вышла в зал. – Клянусь, нет ничего лучше свежего деревенского воздуха, чтобы вернуть румянец на щеки, хотя летом в шатре немного душно, не находите?
Лайонин молча прошла мимо и покинула дом. Конюх, больше не пугавшийся Лориэйджа, с тех пор как она научила его обращаться с конем, оседлал вороного, и она помчалась как ветер, радуясь возможности побыть одной. Она сама не заметила, как очутилась в долине, том памятном и милом месте, где сообщила Ранулфу о будущем ребенке. Тогда жизнь улыбалась ей, но это счастье больше не повторится.
– Я так люблю тебя, Ранулф! Как же ты можешь не отвечать на мое чувство? – прошептала она.
Она вернулась вечером, успев принять важное решение. Ранулф выбрал ее в жены и пусть не видит в ней возлюбленную. Но она постарается выполнять долг матери и супруги.
– Я рада, что вы чувствуете себя лучше и смогли выйти к ужину, – улыбнулась Амисия. – Как это ужасно: носить ребенка в разгар лета! Надеюсь, что не окажусь в подобном положении.
Лайонин расправила сюрко, отчетливо сознавая, что живот почти незаметен.
– Не могли бы вы поговорить о чем-то другом, кроме моего мужа?
– Но я не упоминала о лорде Ранулфе! И если вам так уж интересно, могу рассказать, как идет осада.
– Нет, я не желаю ничего слышать.
– О, как я вас понимаю! И согласна с вами: поговорим о другом. Удивительно, но я так полюбила этого мальчика, Брента! Временами он очень напоминает Ранулфа. Есть что-то общее в походке. Расскажите, откуда у Ранулфа этот ужасный шрам, идущий от живота до… простите, миледи, я снова забылась.
– Амисия, с меня довольно. Не мое дело осуждать поступки мужа, но я не стану выслушивать подобные истории в собственном доме. Если вы не замолчите, я велю убрать вас в зал рыцарей. Думаю, вам придется по вкусу общество ихженщин.
Амисия злобно прищурилась:
– Нет, миледи. Вряд ли стоит это делать. На вашем месте я бы не отважилась.
– Не угрожайте мне. В отсутствие мужа я обладаю здесь полной властью, и никто не имеет права приказывать мне, даже если я велю вас повесить.
– Но я вас не боюсь! Не хотите же вы навлечь на себя немилость Ранулфа, и, хотя у меня не было случая видеть его в гневе, думаю, удовольствие это маленькое. Советую вам выносить мое присутствие с достоинством. Ранулф сам решит, какое положение я займу в этом доме.
Женщины яростно уставились в глаза друг другу и не отвели взглядов, до тех пор пока не явился Ходдер, чтобы убрать со стола.
Измученная Лайонин заснула тяжелым сном.
Наутро примчался гонец с письмом от Ранулфа.
«Сейчас глубокая ночь, но я не могу уснуть. Мой паж ни за что не подумает, будто неукротимый воин, каким он меня считает, способен страдать по такой малышке, как ты. Я чувствую, что ты встревожена. Жаль только, что меня нет рядом.
Пришли мне одну из своих роз, о которых так заботишься.
Не было ни минуты, чтобы я не думал о тебе.
Ранулф».
