Лайонин вымыла мужа. Оба смеялись, наслаждаясь любовными играми. Лишь один момент омрачил ее радость.
– Что стало с нашей французской гостьей? Только не говори, что ты наконец дала волю гневу и вонзила в нее кинжал! Хотя, клянусь, были мгновения, когда мне очень хотелось, чтобы кто-то на это отважился.
– Интересно, о чем ты толкуешь? Ты и знал ее всего несколько дней. Не мог же ты так точно разгадать ее истинную сущность!
Ранулф невольно отвел глаза, поеживаясь под проницательным взглядом жены.
– Я успел узнать эту женщину, но давай не будем тратить драгоценные часы на разговоры о ней. Я рад, что ее здесь нет.
Лайонин решила не настаивать, ибо Ранулф явно что-то скрывал. К тому же ей не хотелось портить эту счастливую минуту, обсуждая ту, которая похитила ее покой.
– Когда ты должен вернуться в лагерь?
Голый Ранулф выступил из лохани, разбрызгивая воду по полу. И привлек жену к себе. Она не обращала внимания на то, что сама промокла до последнего лоскутка, и, обняв мужа, нежилась под его поцелуями.
– Ты прекрасная замена полотенцу, – пробормотал он. – Я уезжаю завтра.
Она встрепенулась, но он прижал палец к ее губам.
– Ш-ш-ш. Не сожалей, иначе мне будет еще труднее покинуть тебя. Я не из тех, кто оставляет своих людей одних сражаться за дело господина. Сегодняшняя ночь – наша, и до рассвета еще далеко. Давай же наслаждаться этим свиданием. И сними с себя мокрую одежду! Ты заливаешь водой пол.
Она усмехнулась и принялась снимать прилипшую к телу одежду. Они любили друг друга медленно, нежно, не в спешке, как прежде, исследуя и находя все чувствительные местечки.
Лайонин так устала за последний месяц, что внезапное облегчение и исчезновение всех тревог, а также страстные ласки Ранулфа позволили ей мирно заснуть, впервые за много дней. Когда Ранулф попытался выйти из нее, она, не просыпаясь, стиснула его в объятиях. Он вздохнул от удовольствия и крепче прижал ее к себе.
– Знаешь ли ты, как я люблю тебя, маленькая Львица? – прошептал он спящей жене. – Какие мучения и какое желание я терплю вдали от тебя?
Он поцеловал ее в лоб и заснул, не разжимая объятий.
Лайонин проснулась первой и долго смотрела в умиротворенное лицо Ранулфа. Черные, как сажа, ресницы были длиннее девичьих, а губы – мягкими и нежными. Она осторожно поцеловала тонкий шрам на его щеке. Он открыл глаза, улыбнулся и бережно отвел локон с ее лица.
– Я счастлива снова видеть тебя, – тихо сказала она. – Я уже начинала сомневаться, что ты меня помнишь.
– Иногда забываю, но есть вещи, которые напоминают о тебе.
– Какие же, милорд?
– Солнце, луна, ветер, трава – все вокруг. Она рассмеялась и придвинулась ближе.
– Как я не хочу, чтобы ты возвращался на войну! Мне страшно.
– Но никакой опасности нет! Разве только подвыпивший рыцарь запустит в мою голову деревянный бочонок.
– Нет. Я не шучу. И боюсь не сражения, а чего-то другого.
– Тебе стоило бы страшиться гнева Черного Льва. Вместо того чтобы ласкать его, ты болтаешь без умолку. Неужели не можешь найти лучшего способа проводить рыцаря на войну?
Она прильнула к нему, и страхи были временно забыты. Но позже она снова помрачнела, наблюдая, как Ходдер помогает хозяину надеть тяжелую кольчугу.
– Не смотри на меня так, словно видишь в последний раз! Иди и прикажи Доукину приготовить мне еды в дорогу.
Пока ее не было, Ранулф заметил, как в углу что-то поблескивает. Он нагнулся и поднял вышитую Лайонин ленту, точную копию львиного пояса. Ранулф нахмурился, не понимая, как лента попала сюда. В последний раз он видел ее в шатре, далеко отсюда. Что-то явно тревожило ее, но она отказывалась объяснить причину, а эта лента каким-то образом связана с ее бедами.
Ранулф вздохнул и сунул ленту в кошель на поясе. Когда она доверится ему, непременно поведает о своих страхах. А пока ему придется ждать, поскольку лишь пыткой можно вынудить жену ответить на его вопросы.
Лайонин не плакала, когда он ускакал в сопровождении одного из стражей, но долго молча стояла во дворе. Сердце сжималось от дурных предчувствий. Она даже погуляла по саду в надежде успокоиться, но все было напрасно.
Неделя прошла без происшествий, и Лайонин почти забыла о своих страхах. Но как-то раз внизу раздался шум, заставивший сердце тревожно забиться. Дверь солара отворилась, и в комнату вбежала Кейт:
– Миледи Лайонин, простите меня. Но она подняла такой скандал! Требует, чтобы ее провели к вам.
– Что же, впусти.
Ей не требовалось объяснять, кем была эта «она».
Амисия медленно вплыла, величественно оглядывая комнату. Лайонин показалось, что она еще больше похудела за это время.
– Все, как и было.
– И никаких приветствий, Амисия?
– Леди Амисия, – подчеркнула француженка. – Никаких приветствий. Графиня Мальвуазен не обязана приветствовать дочерей мелких баронов.
– Твои слова неясны мне, ибо я и графиня, и дочь мелкого барона.
– Ею навсегда и останешься. Вот только титул вряд ли сохранишь.
Лайонин вспыхнула от гнева:
– Не смей говорить загадками. Объясни, что тебе нужно! Говори поскорее и убирайся.
– Леди Лайонин, зря вы меня боитесь. Я принесла вам новости и рада сообщить, что теперь между нами, возможно, воцарится мир.
– Между нами не может быть мира. Что за новости? – допытывалась Лайонин, бледнея. – Ранулф? Что-то случилось с ним?
– Нет. Когда я в последний раз видела его, он был здоров и очень… энергичен. Но вы так разволновались! Значит, сильно любите его?
– Мои чувства к мужу – исключительно мое дело. Если тебе больше нечего сказать, оставь меня.
– Нет, миледи, мне многое нужно вам сказать. Любовь, которую вы питаете к мужу, тревожит меня, ибо тут мы с вами соперницы.
– О, не начинай все заново! Однажды я поверила твоей лжи, i ю бол ьше не попадусь на удочку. Убирайся с глаз моих! – взмахнула рукой Лайонин и встала, готовая собственными руками вытолкать француженку за дверь.
– О, вы выслушаете меня, ибо от этого зависит ваша жизнь, – холодно бросила Амисия. – Именно так. Ваша жизнь.
Лайонин, с сомнением глядя на нее, снова села. Впрочем, эта женщина способна на все, и нужно ее остерегаться.
– Повторяю, говори побыстрее – и вон отсюда.
– Насколько я поняла, лорд Ранулф показал себя человеком непостоянным, когда речь идет о женщинах. Взять хотя бы то, что он обручился с вами после одного-единственного дня знакомства. Я предупреждала вас, но вы не слушали и теперь должны расплачиваться за легкомыслие, а главное – за свое обращение со мной.
