– Это просто ветер! – пробормотала она. – Ветер, и ничего более! – И, улыбаясь ему, добавила:
– Дай-ка, я посмотрю твою руку: хочу поглядеть, что ты там с нею сделал!
Он послушно протянул к ней руку, и у нее даже в животе заныло. Вся повязка на руке Николаса пропиталась кровью и превратилась в корку, так же, как и рукав его сорочки поверх повязки.
– Сильно болит? – спросила она.
– Да ничего, надеюсь, руку я не потеряю. Пиявки…
– Вот еще, не хватало лишь пиявок! – воскликнула Дуглесс. – Ты же не можешь позволить себе еще потерю крови! – Тут она поглядела в сторону Кита и увидела, что тот уже одет и двое сопровождающих, поддерживая под руки своего пошатывающегося от слабости господина, ведут его к лошади.
– Давай, Николас, поднимайся! – воскликнула она. – Мы сейчас поедем домой и займемся твоей рукой!
– Не-а! – ответил он, – Я хочу, чтобы мы остались тут, вдвоем!
И взгляд его был таким нежным, таким исполненным желания, таким потаенно-эротичным и предвещал столько счастья, если только она согласится остаться!
– Нет, – проговорила она, помимо воли склоняясь над ним для поцелуя.
– Это женское «нет» так приятно слышать, – тихо отозвался Николас и потянулся рукой к ее волосам, ероша их. Однако губы их так и не сомкнулись!
– Нет, не надо! – твердо сказала Дуглесс. – Вставай! Да, Николас, я не шучу: давай, поднимайся! Ты не должен убаюкивать меня тут всякими нежными разговорами и позволять себе делать все, что заблагорассудится, иначе у тебя начнется гангрена! Нет, мы должны вернуться домой, промыть рану, и пусть Гонория хорошенько зашьет ее!
– Гонория? – удивленно переспросил он.
– Ну да, она у вас в доме шьет лучше, чем кто-либо другой!
– Что ж, рука у меня, и вправду, немного болит, – нахмурившись, проговорил он, а затем медленно и неохотно поднял голову с ее колен. Он стал уже вставать, но в тот момент, когда лицо его оказалось вровень с ее лицом, изловчился и быстро, ласково поцеловал ее в губы.
Медленно-медленно они тронулись в обратный путь, к дому Стэффордов, и Дуглесс по мере приближения к нему все старалась усесться в седле попрямее и хоть как-то привести в порядок одежду. Но ее платье было порвано, запачкано кровью и вымазано в грязи, так что починить его уже не представлялось возможным. Да еще и свою маленькую шапочку для волос, украшенную жемчужинками, она, видно, потеряла! А когда они подъехали еще ближе, Дуглесс вдруг вспомнила, как промчалась мимо леди Маргарет, даже не заговорив с нею, да еще прямо у нее под носом ногою распахнула ворота! И вот теперь она, Дуглесс, явится туда, и вид у нее будет совсем как у уличной девки, и на лошади она едет, раскинув обе ноги в мужском седле, и юбки у нее задраны чуть ли не до самых манжет!
– Знаешь, мне кажется, что я сейчас не могу показаться на глаза твоей матери, – сказала Дуглесс Николасу.
Тот удивленно поглядел на нее, но тотчас отвернулся, ибо увидел дом. Один из рыцарей прискакал туда раньше их, и всем уже стало известно о том, что Кит чуть не погиб. Леди Маргарет со всеми своими дамами дожидалась их, желая поприветствовать. Дуглесс сглотнула подступивший к горлу комок.
Едва только Кит ступил на землю с коня, леди Маргарет кинулась к нему, заключила в объятия, а затем обернулась к Дуглесс.
– Прошу прощения, миледи, за мой вид! – воскликнула Дуглесс. – Я…
Но леди Маргарет, взяв в обе свои ладони лицо Дуглесс И целуя ее в обе щеки, проговорила в ответ:
– Для меня вы – самая прекрасная!
И Дуглесс почувствовала, что краснеет – и от смущения, и от удовольствия сразу!
Затем леди Маргарет, оборотившись к Николасу, бросила один только взгляд на его руку и громко распорядилась:
– Пиявок сюда!
Становясь между матерью и сыном, Дуглесс сказала шепотом:
– О, миледи, пожалуйста, не могла бы я сама осмотреть его руку? Ну, пожалуйста, дозвольте мне! Гонория мне поможет! В некотором смятении, леди Маргарет спросила:
– А что, у вас и для лечения ран есть таблетки?
– Нет, – ответила Дуглесс, – только мыло, вода и еще дезинфицирующее средство. Ну, пожалуйста, разрешите мне позаботиться о нем!
Леди Маргарет через плечо Дуглесс поглядела на Николаса, потом согласно кивнула. Затем, уже наверху, в спальне Николаса, Дуглесс составила для Гонории целый список необходимых ей вещей:
– Мне понадобится кусок мыла – самого плотного, самого едкого из всех, какие тут у вас есть, такого, в котором присутствует щелок, – быстро-быстро говорила она. – Еще нужен чайник, чтобы вскипятить воду, серебряные иголки, белая шелковая нить, кусочек пчелиного воска и моя дорожная сумка с колесиками, а также – полотно, самое чистое, самое белое, какое только найдется в доме! – И сразу трое горничных кинулись исполнять распоряжения Дуглесс.
Оставшись наедине с Николасом, она заставила его опустить руку с заскорузлой повязкой в продолговатую латунную кастрюлю, наполненную чистой водой. Николас был раздет до пояса, и, хотя Дуглесс старалась изо всех сил не отвлекаться от дела, она не могла не чувствовать на себе взгляда его горящих глаз.
– Расскажи мне, пожалуйста, кем мы были когда-то друг для друга! – попросил он.
Ставя чайник с водой в камин, Дуглесс ответила:
– Ты являлся ко мне в мою эпоху. – Он приготовился слушать, но она вдруг почувствовала, что ей почему-то не хочется говорить об этом. Тот Николас, который обвинял ее в ведовстве, не имел власти над нею, но этот Николас, глядящий, на нее горящими глазами, смущал ее, заставляя даже Пальцы на ногах поджимать!
Приблизясь к нему, Дуглесс увидела, что кровавая корка немного размягчилась на повязке. Положив его руку поперек кастрюли, она достала маленькие ножницы для шитья и принялась разрезать отвердевшую повязку.
– Были ли мы любовниками тогда? – тихо спросил он. У Дуглесс даже дыхание перехватило.
– Если ты не станешь сидеть спокойно, я ничего не сумею сделать! – воскликнула она.
– А я и не двигался, – ответил он, – это ты сама! – И, задержав на ней взгляд, спросил:
– И долго мы были вместе? А сильно любили друг друга?
– Ох, Николас! – воскликнула она и почувствовала, что глаза ее вновь наполняются слезами. – Все было вовсе не так! Ты явился ко мне с некоей целью! Тебя обвинили в измене, а в моем времени ты появился потому, что нашлись бумаги леди Маргарет. И мы с тобой пытались выяснить, кто же предал тебя.
Она принялась тихонечко снимать засохшие на ране полоски материи.
– Ну и что же? Выяснили мы с тобой истину? – спросил он.
– Нет, – тихо ответила она, – не сумели! Уже позже, после того, как ты вернулся в прошлое, мне удалось установить истину, но это случилось, когда… – она поглядела ему в глаза, -…когда тебя уже казнили!
