– Нет, я бы никогда не причинила зла Николасу! Наоборот! Я явилась сюда, чтобы спасти его! – воскликнула Дуглесс.
Пристально глядя на нее, леди Маргарет спросила:
– Ну, и откуда же вы явились? Где жили до того, как прибыли к нам?
Дуглесс приказала себе молчать. Да и что она могла ответить леди Маргарет? Скажи она правду, неизвестно чем бы это для нее закончилось, и уж наверняка ей больше не представился бы случай вновь увидеться с Николасом!
– Я… я придумаю всякие развлечения! – произнесла она с отчаянием в голосе. – Я знаю еще много песен, и игры тоже, и могу рассказать вам еще очень много всяких историй про Америку! Про аэропланы и автомобили, и…
Но леди Маргарет жестом остановила ее:
– Мне наскучили все эти ваши забавы. И я не в состоянии кормить вас и одевать. Но все-таки кто вы? Дочь крестьянина, что ли?
– Мой отец учитель, и я тоже учу. Леди Маргарет, вы не можете просто выгнать меня вон. Мне некуда идти, и Николасу я нужна. Я должна защитить его, как защитила Кита. Я же спасла Киту жизнь, ведь вы это помните?! Он тогда еще предлагал мне дом. Теперь я приму его от Кита.
– Вы тогда попросили о вознаграждении и получили его. Это из-за вас мой сын занят работой, более приличествующей торговцу!
– Не… – И Дуглесс умоляюще протянула к ней руки.
– Вы уйдете! – повторила леди Маргарет. – Мы не потерпим у себя лгунью!
– Я стану мыть посуду, – молила Дуглесс. – Стану вашим семейным врачом: я просто не могу причинить зла большего, чем пиявки! И я…
– Нет, вы уйдете! – почти перешла на крик леди Маргарет, и глаза ее сверкнули, будто пара драгоценных камней. – Нет! Я более не потерплю вас у себя в доме! Мой сын просил освободить его от клятвенного обещания, и все ради вас!
– Правда? – спросила Дуглесс почти с улыбкой. – Но он никогда не говорил мне об этом!
– Вы вводите смуту в мой дом! – воскликнула леди Маргарет. – Вы околдовали моего сына, и он теперь не знает, в чем состоит его долг! Так что радуйтесь, что я не велю выпороть вас плетьми!
– А разве это лучше? Отправить меня туда, к тем… к тем людям? Отослать прочь от Николаса?!
Отвернувшись от нее, леди Маргарет заявила;
– Я не собираюсь спорить с вами! Сегодня прощайтесь со всеми, а завтра поутру вас отвезут из моего дома. А теперь – уходите! У меня нет желания видеть вас!
Дуглесс покорно вышла из комнаты. Ничего не видя перед собой от слез, она как-то добралась до комнаты Гонории. Той стоило бросить лишь взгляд на ее лицо, и она сразу догадалась, что случилось нечто нехорошее. Впрочем, для Гонории это не было неожиданностью.
– Леди Маргарет гонит вас, да? – шепотом спросила Гонория.
Дуглесс кивнула в ответ.
– А у вас есть куда пойти? Есть кому о вас позаботиться? Дуглесс помотала головой.
– Мне придется оставить Николаса этой злокозненной женщине!
– Леди Летиции, что ли? – озадаченно спросила Гонория. – Эта дама, быть может, несколько холодна, но не думаю, чтоб злокозненна.
– Вы просто ее не знаете! – воскликнула Дуглесс.
– А вы знаете?!
– Ну, я-то много чего знаю о ней! И знаю, что именно она собирается предпринять!
Гонория уже научилась пропускать мимо ушей эти странные речи Дуглесс и подумала, что ей, пожалуй, и не хочется знать все о Дуглесс.
– Так куда же вы пойдете? – повторила Гонория.
– Не имею ни малейшего представления, – ответила. Дуглесс.
– А родные у вас есть? – допытывалась Гонория.
– Может, и есть, – слабо улыбнувшись, ответила Дуглесс. – Кажется, в шестнадцатом веке где-то должны проживать некие Монтгомери!
– Но вы их не знаете? – спросила Гонория.
– Нет, знаю одного только Николаса! – ответила Дуглесс. Да, Николаса, который к настоящему моменту, без сомнения, уже вступил в брак? Она-то воображала, будто у нее есть свобода выбора, будто она может выбирать между тем, чтобы уйти или остаться, но теперь судьбу ее уже решили за нее! – Да, знаю Николаса и знаю все, что случится потом! – устало произнесла она.
– Тогда вы поедете к моей родне! – твердо заявила Гонория. – Им понравятся ваши игры и ваши песни. И они станут о вас заботиться! – Выдавив из себя некоторое подобие улыбки, Дуглесс сказала:
– Большое-большое вам спасибо, но, если мне нельзя быть с Николасом, то я вообще не хочу оставаться здесь! У Гонории даже лицо побелело, и она выкрикнула:
– Но самоубийство – дело противное Господу!
– Господу? – шепотом переспросила Дуглесс, и глаза ее вновь заволокло слезами. – Да Господь Бог и проделал все это со мной, и теперь все идет хуже некуда! – И, смежив веки, она прошептала:
– Ну, пожалуйста! Пожалуйста, Николас, не женись на ней! Пожалуйста, умоляю тебя!
Встревоженная Гонория подошла к ней и пощупала ее лоб.
– Да вы горите! – сказала она. – Вам нужно лечь, – вы больны!
– Я уже переболела! – пробормотала Дуглесс, позволив Гонории уложить себя в постель. Она как в тумане чувствовала на себе руки Гонории, расстегивавшие лиф ее платья, а потом забылась тяжелым сном.
Через несколько часов она открыла глаза и увидела, что в комнате уже темно. Она лежала в постели Гонории, и на ней была лишь ее полотняная рубашка, а волосы распущены. Подушка вся промокла, и она поняла, что плакала все время, пока спала.
– Николас! – прошептала она. Да, теперь он уже женат! Женат на женщине, которая убьет его, а со временем погубит и всех Стэффордов! Она закрыла глаза и снова задремала, а когда Проснулась, уже наступила ночь и в комнате было совсем темно. Гонория спала рядом с нею.
Что-то не в порядке! – подумала Дуглесс. – Очень и очень не в порядке! Она вспомнила, что леди Маргарет требовала от нее утром покинуть дом Стэффордов, но кроме этого явно случилось что-то еще!
– Николас! – прошептала она. – Я нужна Николасу! Она встала с постели и прошла на лестницу. Там все было тихо. Босая она спустилась вниз, переступая через лужицы, оставшиеся на полу после уборки, вышла через заднюю дверь и направилась в сторону парка, следуя инстинкту и какому-то внутреннему голосу, который вел ее.
Пройдя кирпичную террасу, она спустилась по ступенькам в сад, прошла по насыпной дорожке и свернула к садику со сложным переплетением дорожек. На небе виднелась лишь четвертушка луны, вокруг царил мрак, но ей и не нужно было ничего видеть, ибо ее вело внутреннее зрение.
Приближаясь к садику, она услышала плеск фонтана, где до отъезда Николаса ежедневно принимала душ. Но с того дня, как уехал Николас, она даже не выходила из дому.
В фонтане стоял Николас – совершенно голый, и тело его было покрыто мыльной пеной!
