— О'кей, а во время завтрака и ужина ты на работе или как?
Она недовольно посмотрела на меня и пожала плечами:
— Откуда я знаю? Ничего не понимаю в этой работе.
— Простите! — громко произнесла женщина, которой мы загораживали выход.
Мы отошли в сторону.
— Хорошо, — примирительно сказал я. — Как насчет штуки баксов в неделю — и забудем о часах. Если захочешь прогуляться, я просто останусь дома и буду разбирать вещи.
Моя шутка вызвала у нее легкую улыбку, и мы вернулись к перегруженной тележке.
Я под угрозой смертной казни не смог бы ответить, почему мирюсь с ее вздорным характером. Другим женщинам, работавшим на меня, я не прощал ничего.
Одна-единственная вспышка недовольства — и она уже на улице. Но каждый раз, когда Джеки закусывала удила, я вспоминал ее рассказ о Пулитцеровской премии. Она показала себя человеком проницательным и творческим.
Мы пообедали в ресторанчике быстрого питания: Джеки съела салат, а я — четырехфунтовым сандвич и невесть сколько жаренных во фритюре закусок. Готов поклясться, на протяжении всего обеда она умирала от желания прочесть мне лекцию про жир и холестерин.
В два часа мы уже возвращались в наш чудовищный дом. Машина была набита покупками чуть ли не до потолка, а технику нам обещали привезти завтра. Я не устоял и сказал, что ей надо бы больше есть. Как будто я повернул рычажок и из табакерки выскочил чертик! Джеки пустилась в объяснения про сосуды и насыщенные жиры. В конце концов я стал зевать и отчаянно пожалел о своих словах.
Но мы оба насторожились, когда за поворотом нам открылся вид на перевернутую машину. Перед ней стояли и смеялись четверо подростков — смеялись, вероятно, от облегчения, что никто не пострадал в аварии.
На мгновение мы с Джеки застыли. Ее сон становится явью!
В следующую секунду мы настежь распахнули двери машины и завопили:
— Отойдите от машины!
Подростки, оглушенные произошедшим, оглянулись на нас, но не сдвинулись с места.
Джеки помчалась к ним, и я рванулся следом. Какою черта она творит? Хочет, чтобы се тоже разорвало на части?!
Я ни на секунду не усомнился в том, что машина вот-вот взорвется и все вокруг порежет на куски. Догнав Джеки, я схватил ее за талию и прижал к себе, как мешок зерна. Даже в таком положении она не переставала истошно орать — равно как и я, — но я твердо вознамерился не подпустить ее ни на дюйм ближе к перевернутой машине.
Может, подействовало то, что я сам не приближаюсь к машине, может, то, что я не пускаю туда Джеки, но до одного из ребят вдруг дошло. Высокий красивый парень с густой черной шевелюрой вдруг сообразил, что мы с Джеки кричим, и вышел из оцепенения. Он схватил одну из девчонок и почти что швырнул ее через дорогу. Она покатилась по крутому склону. Другой парнишка схватил свою девчонку за руку, и они побежали.
Дальше все произошло, как в кино: едва ребята перемахнули через ограждение с другой стороны дороги, как машина взорвалась.
Я укрылся за скалой, прижав к себе изящное тренированное тело Джеки и прикрыв ее голову руками. Я пригнулся и нырнул под нависшие древесные корни. Грохот взрыва был ужасен, вспышка ярчайшего света заставила меня зажмуриться так крепко, что заболели глаза.
Все закончилось в считанные секунды, и мы услышали, как падают на землю искореженные обломки металла. Машина загорелась. Не выпуская Джеки из рук, я высунулся посмотреть, миновала ли опасность.
— Мне нечем дышать, — просипела она и попыталась поднять голову.
До меня вдруг дошло, что она все это видела. И ее вещий сон только что спас жизнь четверых ребят.
Кажется, она поняла, о чем я думаю, потому что, высвободившись из моих объятий, посмотрела на меня с мольбой.
— Я правда не знала, что сон сбудется. Со мной ничего подобного в жизни не случалось. Я...
Она умолкла: один из парней подошел поблагодарить нас зато, что мы спасли им жизнь. Это был тот сообразительный парнишка, чьи быстрые действия спасли всех четверых.
— Откуда вы узнали? — спросил он.
Я ощущал на себе напряженный взгляд Джеки. Неужели она думает, что я ее выдам?
— Я увидел искру. У топливного бака, — ответил я.
— Огромнейшее вам спасибо! — Он протянул руку для рукопожатия и представился: звали его Натаниэль Уивер.
— Давайте вызовем полицию с вашего мобильного, — сказала Джеки.
До самого вечера мы все улаживали. Девушка, которую Нейт бросил через дорогу, сломала руку, так что я повез ее в больницу, а Джеки осталась с тремя другими ребятами ждать полицию. Полиция и отвезла всех домой.
Когда в больницу прибыли родители девушки, я поехал обратно к месту аварии и осмотрел его. Останки машины уже увезли. Я поднял с обочины кусок металла и присел у скалы, укрывшей нас с Джеки от взрыва.
В последние два года я только и делал, что читал книги, которые так и пестрели рассказами о гадалках и людях, которые видят будущее. Этим утром Джеки пересказала мне сон о том, что спустя несколько часов случилось в реальности. То есть чуть было не случилось. Однако, по ее словам, раньше ее никогда не посещали предвидения.
Может, разыгралось мое писательское воображение — или на самом деле вещий сон Джеки как-то связан с тем, что она вернулась в места, которые помнит?
Проехавший мимо грузовик вывел меня из задумчивости. Моя машина до сих пор забита вениками и швабрами, а завтра приедет целый грузовик бытовой техники. Пора возвращаться.
Глава 6
Джеки
Я намеревалась навсегда забыть этот сон, как забывала тысячи других. Меня никогда не привлекал оккультизм, тем более мне не хотелось участвовать в каких-то событиях мистического свойства. Да, своей историей про дьявола я пугала людей до потери пульса, но все равно мне не нравится мистика. Однажды на ярмарке мои подружки вздумали пойти к гадалке, но я отказалась. Я боялась узнать не будущее — прошлое.
Конечно, правды я подругам не сказала: наплела что-то вроде того, что не верю в предсказание судьбы и не желаю тратить деньги зря. Только Дженнифер как-то странно на меня посмотрела — наверное, она единственная догадалась, что я лгу.
Чем старше я становилась, тем больше училась ничего о себе не рассказывать. Единственный человек, с которым мне довелось жить — на моей памяти, — это отец, но он так много усилий прилагал, чтобы сохранить свои тайны, что автоматически уважал и мои. Он никогда не спрашивал, где я была и что делала, если я поздно возвращалась домой. Если бы он орал на меня, я бы бунтовала, как обычный подросток, но папа молча давал мне понять, что жизнь у меня только одна, и если я напортачу, то мне же потом и расхлебывать.
Думаю, именно поэтому я всегда вела себя по-взрослому. Моих одноклассников всегда наказывали за то, что они слишком много тратят, одалживают машину, поздно возвращаются домой — в общем, так или иначе ведут себя как дети. Но я никогда не попадала в беду. Я никогда не транжирила деньги, потому что с десяти лет вела всю домашнюю бухгалтерию. Все чеки были подписаны моим детским почерком, отец только ставил подписи. Я всегда знала, как мало денег приходит на счет в банке и как много уходит на оплату счетов. Я удивлялась, когда одноклассники говорили о деньгах так, будто они появляются из воздуха. Они в действительности и понятия не имели, сколько семья платит за воду. По два часа они разговаривали по междугороднему, а потом родители на них орали. Детишки только посмеивались и предвкушали следующий междугородний разговор. Я всегда думала, что родителям надо бы перепоручить своим чадам ведение счетов, чтобы они узнали, какая дорогая сейчас жизнь.
