Милли покраснела, но вовсе не потому, что, как оказалось, ее обман был раскрыт еще в самом начале. Просто его лежавшие на талии руки скользнули выше, и она почувствовала, как ее груди туго натянули расшитый цветами лифчик. Еще немного — и его пальцы коснутся их. Милли очень этого хотелось, и не только этого…
Но Чезаре вдруг отодвинулся и хрипло проговорил:
— Я научу тебя своему родному языку. Это понравится нам обоим, — возвращая Милли на землю.
О чем он говорит? А она, что она делает? Учить его язык? Когда? Он что, думает, что она останется? Но Филомена вряд ли захочет видеть ее после того, что случилось! Или она просто нравится ему, как нравилась Джилли, и он хочет иметь ее под рукой, чтобы спать с ней, когда захочется?
— Нам надо поговорить о моей сестре, вы не забыли? — спросила Милли, собравшись с духом.
— Правда? — Чезаре стоял рядом с ней, приобняв за плечи и водя пальцами по обнаженной коже.
— Вы смертельно оскорбили ее, — сказала Милли, отходя от Чезаре, подальше от соблазна. — Так мне кажется.
— Неужели? — В голосе Чезаре звучало непонимание.
Ну конечно, подумала Милли, он же завзятый сердцеед. Поддайся она своей слабости, он бы уже раздевал ее, а она помогала бы ему, не думая ни о чем, кроме того, что страстно хочет его.
Может, ему лестно переспать с обеими близняшками?
А она? Почему она помогала бы ему — потому что любит его?
От этой мысли Милли стало совсем плохо, и она не могла произнести ни слова.
— Ну так что тебе кажется, расскажи, — поторопил ее Чезаре.
Появление гостиничного слуги, вкатившего тележку с едой, дало ей столь необходимый перерыв и возможность собрать в кучку разбегающиеся мысли. Молодой официант накрыл стол на балконе.
— Мы можем поговорить за обедом. — Чезаре, мягко подталкивая Милли в спину, вывел ее на балкон, нависавший над садом. Ноздри защекотал крепкий аромат жасмина. — А дальше видно будет, — сказал Чезаре.
Милли кое-как поковыряла одно блюдо, другое, не понимая сама, что она ест, и думая совсем о другом.
Глоток шампанского, стреляющего в нос искрами, помог ей собраться.
— Джилли не воровка, — начала Милли. — Я думаю, она убежала, потому что вы оскорбили ее. Последний раз, когда она прислала нам открытку, она сообщала, что бросает секретарскую работу — я думаю, что она была секретаршей, точно не помню… в каком-то модном ночном клубе во Флоренции. Она не сообщила, что собирается делать дальше, написала только, что скоро сможет отдать маме весь свой долг.
Милли, обвиняюще глядя на Чезаре, с силой ткнула вилкой в креветку, как будто вонзила ее в него.
— Она была уверена, что все будет хорошо. Я, естественно, не знала, что она поехала с вами и стала компаньонкой вашей бабушки. Думаю, она и раньше с вами встречалась, еще во Флоренции, вы были любовниками, и она надеялась выйти за вас замуж.
Милли глотнула шампанского и продолжила свою филиппику:
— Когда она поняла, что ждать ей нечего, она в отчаянии убежала. — Милли не сводила с Чезаре сердитых глаз. — Она до вас ни разу не влюблялась. У нее была масса поклонников. Она сама нам говорила, что перед ней не может устоять ни один мужчина. Но она никого не воспринимала всерьез. Кроме вас, наверное. А вам нужно было только одно — секс.
Милли со стуком поставила бокал на стол.
— Что касается кражи, так это какое-то недоразумение. И я хотела бы, чтобы вы хоть частично исправили то, что наделали, и помогли мне найти ее. — Губы Милли задрожали. — Я очень беспокоюсь за нее. Она не знает даже… о смерти мамы.
— Cara.
[10]
— Чезаре перегнулся через стол, пристально глядя ей в лицо. — Мне тяжело видеть тебя такой расстроенной. Мы найдем ее, обещаю. Поиски уже идут.
— Правда?
— Ну конечно.
— Так, значит, — с горечью произнесла Милли. — Дура я дура! Я же решила выдать себя за Джилли, только чтобы дать ей время оправиться после того, как вы поступили с ней, а вы, поняв, что я не та, за кого себя выдаю, возобновили розыск.
Милли вскочила на ноги.
— Отвезите меня на виллу. Уже поздно. — Ее глаза горели гневом. — Я побуду с Филоменой, пока она полностью не поправится, если она, конечно, этого захочет, узнав, кто я на самом деле, а потом уеду, ищите другую компаньонку. — Это единственный выход, подумала Милли про себя. Она, глупая, чуть не поддалась этому бабнику, а потом переживала бы, как ее сестра.
— Бабушка не ждет нас сегодня.
Ах ты, подлец! Привез ее сюда, надарил кучу одежды, угостил обедом, к которому она почти не притронулась, напоил шампанским — и все это чтобы уложить ее в постель! Милли вскипела.
Чезаре стоял в дверях, загораживая проход.
— Вы так всегда делаете? — сердито проговорила Милли, останавливаясь перед ним. — Забрасываете свою жертву подарками, обещаете жениться, сулите все блага мира, а потом, когда надоест, просто уходите, и все? Дайте мне пройти.
В сгустившейся темноте Милли все же увидела, как его ноздри гневно дрогнули. Что, получил? Ну конечно, ни одному мужчине, и уж тем более такому, как Чезаре Сарачино, самоуверенному и гордому, не нравится, когда его тычут носом в его грехи.
— Ни о чем таком я не думал и предложения тебе не делал, — пробурчал он и схватил Милли за руки. — И надо кое-что прояснить, а то, как я понимаю, ты решила, что я подлец. Во-первых, твоя сестра, как выяснилось, работала в ночном клубе в этом городе, но не секретаршей, как ты думаешь, а так называемой хозяйкой, это не считая побочного занятия, о котором не пишут в автобиографии. В клубе никто ничего о ней не знает и, судя по всему, никто ею и не интересуется. Ее не слишком-то любили. В Лондоне тоже расспросили работников магазина, где она работала до того, как уехала в Италию. И снова ничего. Ни у кого из ее коллег не было таких отношений с Джилли, чтобы поддерживать с ней связь. После этого поиски вернулись в Италию. Прости, но Джилли нравится мужчинам определенного сорта, а среди женщин популярностью не пользуется.
Милли, пытаясь осмыслить сказанное Чезаре — что, оказывается, ее сестра, такая живая и общительная, не пользовалась любовью своих сослуживиц, — даже не заметила, как он обнял ее за талию и ввел в комнату.
Усадив Милли в кресло, он присел на подлокотник соседнего. Падавший от висевшей над его головой люстры свет добавил блеска его черным волосам, проведя резкие тени на красивом мужественном лице.
Милли отвела глаза. Он потрясающе красив. Она ненавидит его за то, что он говорит об ее сестре, и все равно ее тянет к нему.
— Нет никаких сомнений, что она подделала подпись на чеках, — сказал Чезаре. — Эксперты почерковеды подтвердили мои подозрения. — Стараясь не смотреть на побледневшее лицо Милли, он продолжал: — И еще одно — я никогда не был ее любовником.
