— Ты ведь так и не увидел Индиго, да? Не попал туда. Не приняли? Испугался волчицы?
— Пошел ты, Джек! Я нашел ту священную дыру. Смотрел в тот чертов окулус. Вошел в божественный предел.
— Ну да, конечно. Покажи-ка лучше ту дыру у тебя в голове. Ту, что показываешь девочкам.
Чедберн смятенно смотрел на него, словно пытаясь что-то вспомнить.
— Вот Натали, она перешла. Настоящая волчица. Настоящий Индиго. Она танцует румбу Индиго в Сан-Каллисто.
— Сан-Каллисто? Что это такое?
— Ospedale,
[28]
пижон. Белая стена. Но ты не сможешь увидеть ее. Никто не сможет.
— Что за Сан-Каллисто? — попытался Джек еще раз.
— Нас было четверо: я, и Анна Мария, и, естественно, Натали, и еще один человек. Что-то говорит мне. Потом этот окулус. Да, Луиза. Признайся, парень, ты трахаешь свою сестру?
— Расскажи о Натали.
— Теперь я держу волчицу за уши, разве нет? Священную волчицу — за уши.
Чедберн был не в состоянии сосредоточиться, говорить связно; Джеку хотелось как следует тряхнуть его. Неожиданно, потеряв терпение, он встал, готовый уйти, но Чедберн кинулся к нему, схватил за руку.
— Деньги! Ты обещал!
Джек наклонился к уху Чедберна и тут увидел в черепе наркомана точку отверстия, какое делают при мозговой пункции.
— Знаешь что? — прошептал Джек. — Я хорошенько пригляделся к Билли и не увидел ни малейшего сходства с тобой. Ни дырки в голове. Ни наркоманских глаз. Ни порочного влияния на свою мать. Я даже не уверен, что он твой.
— Деньги! — кричал ему вслед Чедберн.
— Скажи мне кое-что, пижон! Ты дышал на своего малыша? Качал его на колене? Травил ему душу своими пакостными историями? Вытирал свои слюни с его щечки, поцеловав его?
— Деньги! — вопил Чедберн, ковыляя за Джеком по вонючим ступенькам. — Деньги!
Такси еще ждало Джека. Чедберн бежал позади и орал над ухом: «Деньги!» В конце концов Джек повернулся, сунул скомканные бумажки ему в руку.
— Держи! Купи себе хорошей дури. Давай, ширяйся. Вот еще пара долларов. Помни, я хочу, чтоб ты вдул себе по-настоящему. За своего маленького сынишку.
Чедберн зажал деньги в кулаке и стоял, грязно ругаясь. Джек отодвинул его и забрался в машину.
— Поехали. — сказал он водителю.
— Уже еду. — ответил тот.
Джек оглянулся. Чедберн остался позади уменьшающейся тенью, губы его шевелились, слова относило ветром.
— Предпочитаешь ничего не рассказывать, держать в себе?
Дори работала над одеялом, поднося его близко к глазам и с необыкновенной внимательностью делая новые стежки. Джек возвратился после безуспешной поездки к Чедберну и узнал, что Луиза ушла с каким-то приятелем, оставив Дори сидеть с Билли. Дори была так добра, что приготовила Джеку ужин — запеканку, но лучше бы, подумал он, она этого не делала.
— Как, вкусно?
— Очень.
— Не слишком-то у тебя продвигается, вот почему я спрашиваю. Так что скажешь?
— О запеканке?
— О твоей скрытности.
— Это наша национальная особенность. Мы надеваем маску холодности. Прячемся за хорошими манерами.
— Где был сегодня вечером?
— Выпил пива с приятелем, которого зовут Руни. Посидел с ним в клубе, посмотрели стриптиз.
— Идиотское занятие.
— Бывало, проводил вечера и получше.
— Луизе ты очень нравишься. А жаль. Вы с ней родственники и все такое.
Дори делала вид, что занята вышивкой. Это позволяло Джеку внимательно наблюдать за ней. Но он знал, что уголком глаза и она наблюдает за ним.
— Да. Жаль.
— Меня бы это не особо беспокоило. Но ведь я человек… черт, как это называется?
— Неортодоксальный?
— Если я захочу курить трубку, то и буду курить трубку.
— Но вы не курите трубку, Дори.
— Только потому, что не хочу. — Джек не решился взять еще вилку серой Дориной запеканки и по-прежнему наблюдал за ней. Что это, материнское благословение на инцест с ее дочерью? — Мне хватало секретов, когда жила с этой свиньей. Никогда не знала, что он замышляет. О чем думает. Почему думает то, что думает. Фактически, если он что-то говорил тебе, то, скорей всего, просто хотел так или иначе тебя обработать. Я считаю, секреты — полная противоположность близким отношениям. Если люди хотят доверять друг другу, они не должны ничего скрывать.
Джек задумался над тем, какие секреты могут мешать их с Луизой отношениям.
— Но у меня нет никаких секретов. Во всяком случае, серьезных.
Дори ровно перекусила нитку.
— Милый, да ты ходячая тайна.
Позже вернулась Луиза, раскрасневшаяся от нескольких кружек пива. Дори разогрела запеканку и поставила тарелку перед дочерью, та попробовала и с отвращением отодвинула тарелку.
— Какая гадость, мам.
— Знаю, — ответила Дори.
Наутро Джек позвонил по международному в Рим, в итальянское сыскное агентство в Сан-Джованни. Он даже поговорил с Джиной, молодой женщиной, помогавшей ему раньше. Да, она помнит его, сказала Джина.
— Говорите, вас интересуют катакомбы Сан-Кал-листо? — спросила она.
— Нет, не катакомбы. Любое другое место с таким названием в Риме или в окрестностях.
Через час Джина перезвонила и зачитала короткий список. Он поблагодарил ее и положил трубку.
— Опять секреты? — заворчала Дори, заметив, что он сидит, не сводя глаз со списка.
Вечером Луизе позвонили из полицейского управления Чикаго. Знает ли она Николаса Чедберна? Да, знает. В каких они отношениях? Она мать его ребенка. Они живут вместе? Нет, разошлись. Когда она видела его в последний раз? Всего несколько дней назад.
Надо было ехать туда. Сможет Джек поехать с ней? Дори посидит с Билли? Она все потом объяснит.
Они подъехали к моргу, где их поджидал молодой полицейский. У него был свежий синяк под глазом. Глаз еще слезился, и полицейский бережно прикладывал к нему носовой платок. Луиза вошла внутрь — опознать тело; Джек посочувствовал полицейскому.
— Да вот, играл с дочкой, — ответил тот. — Я смотрел в калейдоскоп, а она стукнула по другому концу, я и дернуться не успел.
Джек тоже вошел внутрь и встал рядом с Луизой. Совершенно лысый служитель морга выдвинул доску, на которой лежало тело. Лысина, сверкая, отражала свет голой лампочки на потолке.
— Хозяин дома обнаружил его в лестничном колодце. — сказал полицейский. — Он пролежал там несколько часов. Мы заглянули в его комнату и нашли ваш телефон. Ну вот, собственно, почти и все. Явно хронический наркоман. Можешь прикрыть его, Джефф.
