В восточном крыле дворца, выходя на север и юг двухэтажными строениями из белоснежного камня, располагались Королевские Конюшни. Они традиционно отводились для личных лошадей и карет королевы, и Илэйн немного колебалась: стоит ли их использовать до того, как Львиный Трон будет признан за ней. Шаги, ведущие к трону, требовали не меньшей осторожности, чем па придворного танца; и даже если танец временами начинал напоминать кабацкую драку, ступать тем не менее следовало с точностью и изяществом, если она хотела достичь своей цели. Присвоение привилегий правителя до того, как подтверждено право на них, стоило некоторым женщинам шанса встать у кормила власти. Но в конце концов она все же решила, что в данном случае это не будет таким уж превышением ее прав, чтобы показаться с ее стороны излишней самонадеянностью. Кроме того, Королевские Конюшни были невелики и все равно никак не использовались, зато здесь было и меньше людей, которых следовало держать в стороне от открывающихся врат. Сейчас, когда Илэйн выехала на мощенный камнем двор, он был почти пуст, не считая единственного конюха в красной куртке, стоявшего у одной из высоких арочных дверей конюшни. Он тут же повернулся и крикнул внутрь несколько слов, и пока она уводила Сердцееда с размеченной бочками площадки для Перемещения, изнутри высыпало еще несколько дюжин любопытных. В конце концов, она могла вернуться и в сопровождении влиятельных лордов и леди, или, по крайней мере, они так считали.
Касейлле вывела гвардейцев из врат и приказала части из них спешиться и позаботиться о лошадях. Сама она с полудюжиной человек осталась в седле, глядя поверх голов пеших. Даже здесь она не оставит Илэйн без охраны. Особенно здесь, где ту поджидало гораздо больше опасностей, чем в любом из имений, которые она посетила. Люди из Материна кругами ездили по двору, натыкаясь на конюхов и женщин-гвардейцев, глазея на обступавшие двор белокаменные балконы и колоннады и видневшиеся поодаль шпили и золотые купола. Здесь было не так холодно, как в горах – то, что Касейлле не позволяла холоду прикасаться к ней, насколько сейчас могла, не значило, что она совсем его не замечает, – но изо ртов людей и лошадей все же вырывались прозрачные облачка пара. Запах конского навоза тоже казался сильнее на фоне чистого горного воздуха. Горячая ванна и ревущее пламя камина сейчас были бы очень кстати. Позже ей придется снова погрузиться в хлопоты по завоеванию трона, но прямо сейчас ей просто необходимо как следует отмокнуть.
Пара конюхов подбежала к Сердцееду; женщина взяла его за повод, торопливо присев перед Илэйн, более озабоченная тем, чтобы рослый мерин не выкинул какого-нибудь коленца, пока та спешивается, чем соблюдением церемоний, а мужчина склонился перед ней в поклоне и застыл так, сложив руки стременем, чтобы Илэйн, спешиваясь, могла поставить на них ногу. Никто не разглядывал удивленно покрытый снегом горный луг, видневшийся в том месте, где обычно видели каменную стену. Работники конюшен уже успели привыкнуть к вратам. Илэйн слышала, что они зарабатывают себе выпивку в тавернах рассказами о том, как часто у них на глазах используют Силу, и о вещах, производимых с ее помощью, которые они якобы видели. Илэйн могла себе представить, как разрастутся подобные слухи к тому времени, когда дойдут до Аримиллы. Она с удовольствием посмотрела бы на Аримиллу, грызущую ногти.
Не успела Илэйн поставить ногу на камни мостовой, как ее тут же окружила группа телохранительниц в малиновых шляпах с белыми плюмажами на широких полях, и с отороченными кружевом широкими малиновыми шарфами, вышитыми Белыми Львами, наискось пересекающими их ярко начищенные кирасы. Лишь теперь Касейлле повела остатки эскорта Илэйн к конюшням. Сменившие их часовые были не менее бдительны, их глаза рыскали во всех направлениях, а руки нащупывали рукоятки мечей – не считая Дени, крупной женщины со спокойным лицом, державшей в руке длинную окованную медью дубину. Их было только девять – только девять, с горечью подумала Илэйн. Мне требуется всего лишь девять телохранитель-ниц, и это в самом Королевском дворце! – однако каждая из них великолепно управлялась со своим мечом. Женщины, избравшие «ремесло меча», как называла это Касейлле, должны быть мастерами своего дела, иначе рано или поздно их сразит какой-нибудь бугай, просто благодаря превосходству в физической силе. Дени не очень-то ловко владела мечом, однако те немногие, кто отважился испробовать ее дубины, горько сожалели об этом. Несмотря на некоторую полноту, Дени была очень проворной и вдобавок лишенной малейшего представления о том, что значит драться по правилам или понарошку.
Расория, коренастая женщина в чине подлейтенанта, которая была за старшую, очевидно, испытала облегчение, когда конюхи увели Сердцееда. Если бы телохранительницам Илэйн позволили действовать по своему усмотрению, никому, кроме них самих, не позволялось бы приближаться к госпоже на расстояние вытянутой руки. Ну, может быть, это некоторое преувеличение, но они с подозрением смотрели почти на всех, исключая Бергитте и Авиенду. Расория, которая была тайренкой, несмотря на голубые глаза и золотистые коротко стриженные волосы, была в этом отношении одной из самых нетерпимых: она настаивала даже на том, чтобы установить наблюдение за поварами, которые готовили для Илэйн еду, и пробовать каждое блюдо, прежде чем его подадут на стол. Илэйн не протестовала, хотя их рвение и казалось ей излишним. Одного раза, когда ей подсунули отравленное вино, было более чем достаточно; даже сейчас, когда она знала, что доживет по крайней мере до родов. Но теперь нечто совсем иное заставило ее поджать губы. Илэйн увидела Бергитте, прокладывавшую себе путь сквозь заполнявшую конюшни толпу, и направлявшуюся отнюдь не к ней.
Авиенда, разумеется, появилась во вратах последней, убедившись, что все прошли, и не успела она закрыть врата, как Илэйн бросилась к подруге так внезапно, что эскорту пришлось чуть ли не на ходу восстанавливать кольцо вокруг нее. Однако как ни быстро она двигалась, Бергитте, со своей длинной золотистой косой, спускающейся до талии, первой добралась до цели. Она помогла Авиен-де спешиться и передала ее серую кобылу длиннолицему конюху, ноги которого, казалось, не уступали в длине ногам Сисвай. Авиен-де всегда было гораздо труднее слезть с лошади, чем взобраться на нее; но у Бергитте на уме было не только помочь ей спешиться. Илэйн и ее эскорт поспели как раз вовремя, чтобы услышать, как она тихо и торопливо расспрашивает Авиенду:
– Она пила козье молоко? А спала достаточно? Ее самочувствие… – Под конец ее голос стал совсем неразличимым, и Бергит-те глубоко вздохнула, прежде чем повернуться к Илэйн, внешне спокойная и ни капли не удивленная тем, что обнаружила ту прямо у себя за спиной. Узы доносили ощущения в обе стороны.
Бергитте не была крупной, хотя в своих сапогах на высоких каблуках казалась выше Илэйн, почти такой же высокой, как Авиенда. Обычно она держалась с потрясающей выправкой, причем впечатление только усиливал ее мундир Капитан-Генерала Гвардии Королевы – короткая красная куртка со стоячим белым воротником, выпущенная поверх просторных синих штанов, заправленных в сияющие черные сапоги; на левом плече красовались четыре золотых банта, а на каждом из белых отворотов рукава – по четыре золотых галуна. В конце концов, она ведь была Бергитте Серебряный Лук – героиня, вышедшая из легенды. И старалась поддерживать репутацию, созданную легендами, хотя и заявляла, что эти истории сильно раздуты, а то и вовсе придуманы. Тем не менее это все же была та самая женщина, которая совершила все те деяния, что лежали в основе легенд, и еще многое другое. Сейчас, несмотря на внешнюю собранность, по узам текло ее беспокойство за Илэйн вкупе с головной болью и сильной изжогой. Она очень хорошо знала, насколько Илэйн ненавидит, когда о ней наводят справки у нее за спиной. Это было не единственной причиной озабоченности Илэйн, но благодаря узам Бергитте знала, насколько та была расстроена.
