— Эй, никакой дегустации, пока я не разрешу!
— Что ж, повинуюсь.
И он стал наблюдать, как она размешивает кориандр с мелко нарезанной
петрушкой и чесночным маслом для картофеля. Когда непослушная прядь волос упала
ей на лоб, Николас, едва прикасаясь к лицу, убрал ее за ухо, и Соренза
почувствовала, как по телу пробежала дрожь.
— Посмотри, как там мясо, — попросила она, и голос показался
ей чужим.
Надо было тотчас взять себя в руки. Противоречивые чувства
по отношению к Николасу сбивали ее с толку. Какая-то часть Сорензы жалела о
том, что она вообще встретила этого человека, в то время как другая удивлялась,
как это она жила без него все это время. Последнее было неподвластно пониманию
и потому пугало.
Соренза заканчивала взбивать масло, когда ощутила на себе
пристальный взгляд Николаса.
— Уже лучше? — мягко спросил он.
— Что лучше? — спросила она, но предательский румянец выдал
ее.
— То чувство напряжения, которое мучило тебя, оно прошло?
Соренза раздраженно посмотрела на него.
— Лучше посмотри, как там мясо?
— Ждет не дождется, когда попадет в чей-нибудь рот. —
Николас вплотную подошел к ней. — Почему бы тебе не отдохнуть немного? Ты уже
выполнила самую трудную работу. Иди и присядь. А я сделаю все остальное.
Она снова бросила на него недовольный взгляд.
— Мне надо заправить салат.
— Я вполне с этим справлюсь. Теперь моя очередь. — И Николас
легонько подтолкнул ее к двери.
Хорошо, что его не было рядом, когда Соренза вышла на
террасу, потому что от неожиданности она растерялась. На столе в двух
хрустальных подсвечниках в форме бокала на высокой ножке горели свечи, а между
ними стоял букет белых роз. На ажурной скатерти красовались любимые фарфоровые
тарелки Изабелл с золотой каемкой и серебряные столовые приборы.
Мягкий июньский вечер был под-стать романтичной обстановке.
Небо цвета индиго украшали звезды, а напоенный сладковатым запахом жасмина
воздух дурманил сильнее, чем вино.
Соренза немного постояла, вдыхая чудесный аромат, и медленно
подошла к столу.
В следующий момент появился Николас. В руках он держал
большое блюдо с мясом и картофелем. Он наполнил бокалы вином и, не говоря ни
слова, отправился в кухню за салатом и соусом. Вернувшись, Николас сел рядом с
ней и сказал:
— Вот какими должны быть летние вечера. — Подняв свой бокал,
он произнес тост: — За новый отель и за будущий успех «Доуэлл энтерпрайзис»! За
самую красивую женщину, которую я когда-либо видел, и за продолжение нашего
знакомства!
Смутившись, Соренза опустила глаза, но послушно отпила из
своего бокала...
За едой они разговаривали о разных приятных мелочах, и
Соренза мало-помалу заразилась веселым настроением Николаса, который без умолку
шутил и рассказывал анекдоты. Луна уже взошла, а небо с серебряными блестками
звезд стало совсем черным. Казалось, весь мир уместился на этой террасе,
окруженной сказочным садом с его дивно пахнущими цветами.
После ужина Николас убрал со стола посуду и принес кофе. Он
протянул Сорензе чашку ароматного напитка с горкой взбитых сливок, в котором
она ощутила привкус апельсинового ликера.
— Где ты научился варить такой чудесный кофе? — спросила
Соренза, когда он сел рядом, одну руку как бы случайно положив на спинку ее
стула.
Он с безразличным видом пожал плечами.
— Уже не помню.
Что-то подсказывало ей, что Николас говорил неправду. Он был
не тем человеком, который забывает что-либо.
— Это была она, да? — Соренза посмотрела на него в упор. —
Девушка, о которой ты упомянул вчера вечером, та, что причинила тебе боль?
На сей раз он предпочел не увиливать от ответа.
— Да, она.
— А почему ты сразу не сказал? — спросила Соренза, и сердце
ее замерло в ожидании его слов.
— Потому что не хотел в такой вечер говорить о другой женщине,
— ответил Николас. — И сейчас не хочу.
— Ты не хочешь о ней говорить? Но почему?
Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула,
насмешливо глядя на нее.
— Почему? Просто не хочу, и все.
Соренза чувствовала, что не имеет права расспрашивать его,
потому что тогда ей тоже пришлось бы говорить о Саймоне, но любопытство
пересилило благоразумие.
— Что же все-таки произошло?
— А ты настырная, — усмехнулся он. — А произошло то, что я
понял: любовь — это приятное заблуждение, которое существует только в
воображении. Кимберли работала в одном из отелей моего отца. Мы полюбили друг
друга... вернее, я так думал. Только позднее я узнал, что был одним из многих,
кто пользовался ее благосклонностью. Ей нравилась роскошь, и она избрала
довольно необычный — или, напротив, обычный — способ устроиться в этой жизни.
Тебя это шокирует?
— Нет, нисколько, — не задумываясь, солгала Соренза.
— А меня шокировало.
— И ты порвал с ней?
Николас допил свой кофе.
— Не успел. Дело в том, что я обнаружил это, когда она
сбежала с нефтяным магнатом, о котором забыла упомянуть, когда согласилась
стать моей невестой. Она, видимо, сочла его лучшей партией, чем сын владельца
отеля. Я не жалуюсь. Это послужило мне отличным стимулом для того, чтобы
заняться бизнесом и сделать карьеру. Кроме того, она преподала мне полезный
урок: женщины врут виртуозно и без зазрения совести.
— Некоторые женщины вообще не врут! — пылко возразила
Соренза.
Он холодно улыбнулся.
— Я предупреждал, что разговор о ней будет тебе неприятен.
— Дело не в ней, а в том, что ты по одной женщине судишь обо
всех.
— Чего ты никогда бы не стала делать в отношении мужчин, —
заметил Николас. — Так?
Соренза не ожидала такого поворота разговора и растерялась.
Она выглядела такой беспомощной, что Николас почувствовал себя последним
негодяем. Она не пыталась ничего отрицать или искать себе оправдания, и от
этого ему стало еще хуже. Дрожащим голосом Соренза заговорила:
— Ты прав: я тоже виновна в предубеждении, но у меня есть на
это серьезные причины.
Он совсем не так предполагал завершить этот вечер, черт
возьми!
— Уверен в этом, — примирительно произнес Николас.
Но Соранза его не слушала. Ею овладело неодолимое желание
рассказать ему обо всем. И неожиданно для себя самой она услышала свой голос:
— Моя мама умерла не от естественных причин...
Соранза исподлобья взглянула на Николаса, чтобы посмотреть,
как он отреагирует. Его лицо выражало искреннее недоумение.
