Я немедленно приклеилась к сестре банным листом, начав путаться под ногами под предлогом помощи в обустройстве.
Жили преподаватели на верхнем этаже главного корпуса. Мужчины, если глядеть с лестницы, слева, а женщины справа. Комната Тин была крайней справа и выходила окнами на ту же сторону, что и наша с Бри. Разница состояла в том, что отсюда просматривались ещё часть площадки у флагштока и кусок парка. Но и кусок залива было видно.
Комната оказалась больше, чем в гостинице у Митрона — двенадцать на двенадцать локтей. Настоящие покои. И обстановка была богатой, пусть не как в замке, зато намного уютней: кровать раза в три шире моей, книжный шкаф, полированный гардероб с зеркалом — Тин погладила древесину пальцами и сказала, что он ореховый. А ещё большой письменный стол у окна, другой, круглый стол с шестью стульями для гостей, коричневый ковер на полу, красивые золотисто-зеленые гардины и — невероятная роскошь — настоящий камин, облицованный бежевым мрамором с золотыми искорками. А перед камином на отдельном коврике с кисточками расположилась ещё и пара мягких кресел.
Тин торжественно водрузила на каминную доску подаренную мной ступку, огляделась и удовлетворенно заявила: «Хорошо!»
Я вначале не поняла важной вещи — если мужчины и женщины размещаются на одном этаже, то как обстоит дело с умыванием и всем остальным? Неудобно же! Высовываешь нос поутру и наталкиваешься на Сианурга — шок на весь день! Но оказалось, что в боковой стене есть дверь, ведущая в личные — с ума спятить! — ванную и туалет. Даже невозмутимая Тин открыла рот и сказала, что так она ещё никогда не жила. Покрутила медный кран и начала довольно мурлыкать под нос…
Кстати, платка у нее на голове не было. А это само по себе говорило о многом.
Тин спросила меня про рынок — мешковатые ситцевые платья, в которых она ходила в деревне и по лесу, вряд ли годились для школы. Тут я помочь не могла. Только дала совет — подождать, пока вернется Валькирия, и через Росса попросить её о помощи — если идти за покупками с нашей историчкой, товар будет наилучшим, а цены — минимальными.
— Так и зовут — Валькирия? — удивилась Тин.
— Нет, её имя — леди Изолт Радагастйолльдоттир, — смутилась я. И тут же обрадовала сестру: — А знаешь, как зовут твою соседку за стенкой?
— Что, ещё интереснее? — черные брови Тин почти сошлись у переносицы.
— Ага, — хихикнула я. — Леди Матильда ар Гиттершбакфш! Она гномка!
Мне удалось произнести имя гордой дщери горного народа, не сбившись, и я тоже была горда.
— Как-как? Ну-ка повтори?
— Матильда ар Гиттеркфшш… фшб… фбш… тьфу, чтоб её!
Тин захохотала. А потом подозрительно осведомилась:
— А как звать мужчин?
Вечером, после ужина, я попросила у Тин совета. И честно рассказала о том раздрае, что творился у меня в голове и сердце: герцогиня или драконица? Замужество или свобода? Как мне быть? Я же извожу Аса и мучаюсь сама.
А ещё Ас действительно вдолбил мне идею, которая самой бы и в голову не пришла, — что на Шона можно смотреть не как на явление или стихию, вроде падающего метеорита или молнии в грозу, а как на обыкновенного парня. И теперь я не просто разговаривала с ним по вечерам, зажав в кулаке амулет, а иногда представляла, что тощий кареглазый маг сидит рядом и улыбается мне своей безумно светлой улыбкой. Наверное, это — нехорошо? Ведь сейчас я — невеста Аса?
Тин задумалась.
Потом сказала:
— С Аскани не ссорься и его не обижай. Он и парень хороший, и, как ни крути, твой единственный родич по крови. Вам надо вместе держаться. А об остальном пока не думай. Тебе же до того, как вылетит драконица, ждать пять-шесть лет. Ты вон как за один год изменилась, не узнать! А что будет через пять? — погладила меня по голове. — Ты сейчас одной ногой в прошлом, где была бесправной батрачкой-сиротой, обидеть которую норовил каждый, а другой — уже в будущем. Вот и выходит в душе и сердце разлад. Как только поймешь, кто ты есть, — тут и всё остальное на место встанет.
Какая же она мудрая! Но что мне делать здесь и сейчас?
— Но Тин… Я радуюсь, когда во сне вижу Шона. Хотя за всё время это и было-то раза три-четыре, и большую часть времени он был вороном. Он меня учит. И я каждый день его вспоминаю. Говорю с ним, как с тобой, хотя знаю, что он не слышит. А ещё… кажется, он мне нравится. И Аскани нравится. Но замуж я по-прежнему не хочу ни за кого! Разве это правильно? Я себя виноватой чувствую.
— Знаешь, Мири, у тебя никогда не было отца. Не может быть так, что его ты и ищешь? А твой Аскани своей ревностью тебя просто с толку сбил? Что ты уже сама не понимаешь — чего тебе надо? И ещё — я сказала про ногу в прошлом не зря. Ты себе как замужество представляешь? Как то, что в Благодени видела. Чтоб в шестнадцать с дитём на коленях, в двадцать пять — с пятью, в тридцать — без половины зубов, зато с горбом от непосильной работы. Да ещё муж станет командовать, а то и поколачивать. Так?
Задумалась. И в самом деле, так. Ну, хорошо, пусть я буду без пятерых у подола, без горба и зубастой. Но я хочу летать, заниматься магией, учиться, увидеть мир… Ведь всяко выходит, что на любой шаг и чих надо у мужа позволения спрашивать. А зачем мне такое?
— Хорошие муж с женой не те, что друг на дружку глядят, а те, что смотрят в одну сторону, — улыбнулась Тин.
— Не, не пойду. Всё равно не нравится, — насупилась я.
— Да куда торопишься-то? Давай ближе к делу, года через три об этом поговорим, — засмеялась Тин. — А если ты сказала честно Аскани о своих сомнениях, значит, голову ему не морочишь, не обманываешь. Как друга — я вижу — ты его любишь. Как парень он тебе нравится. А выйдет ли из этого что-то большее — поглядим. Может, даже и хорошо, что у тебя в голове тот лохматый в грязном балахоне вертится. Хотя чем он тебе приглянулся — ох, не пойму!
Я расцвела в улыбке:
— Шон — самый добрый и необыкновенный!
— Необыкновенный — это точно. Просто чудо в перьях, — кивнула Тин.
Глава 13
Промелькнула ещё неделя, начался сентябрь. В проснувшейся школе бурлила жизнь — каждый день в ворота въезжали повозки с припасами, провиантом, вернувшимися студентами. Чердак над конюшней набили свежим сеном, и Аскани тут же устроил там лежбище на попоне — для медитаций, как он объяснил, — и затащил туда меня. Возвратились все педагоги — судя по загару нашего куратора, тот провел лето, занимаясь на крайнем юге выездкой верблюдов, если их, конечно, выезжают. Напрасно я надеялась, что Сианург и Бредли, выясняя, кто из них круче, подерутся — физкультурник, узнав, что у него появился помощник, обрадовался и, потирая руки, громко возвестил в трапезной, что вот теперь-то никто не сможет на кроссах бить баклуши или отлынивать от оздоровительных заплывов по заливу! У половины слышавших это студентов почему-то пропал аппетит. Я их понимала…
