«Президиум ЦК КПСС принял решение:
1) обязать все партийные и государственные органы
коренным образом исправить положение в национальных республиках — покончить с
извращениями советской национальной политики; 2) организовать подготовку
выращивания и широкое выдвижение на руководящую работу людей местной
национальности; отменить практику выдвижения кадров не из местной
национальности; освобождающихся номенклатурных работников, не знающих местный
язык, отозвать в распоряжение ЦК КПСС; 3) делопроизводство в национальных
республиках вести на родном, местном языке».
Дело не ограничилось этим постановлением. В национальных
республиках приступили к ликвидации института вторых секретарей. Его создал
Сталин. Он сводился и сводится к следующему: первый секретарь ЦК партии союзной
республики назначается из националов, а второй секретарь ЦК — русский, прямо из
Москвы. Ни языка, ни истории, ни культуры местного народа он не знает, и знать
ему не надо. Он глаза и уши Москвы против потенциального сепаратизма. Лишь
безнадежные донкихоты из местных первых секретарей могли всерьез воображать
себя первыми (такими были, например, Бабаев в Туркмении, Мустафаев в
Азербайджане, Даниялов в Дагестане, Мжаванадзе в Грузии, которых ЦК поэтому
снял). На самом деле первый — это второй, а номинальный первый секретарь —
всего лишь национальная бутафория при нем. Это все знают и к этому все
привыкли. В национальных республиках были и есть должности, которые вообще могут
быть заняты только русскими или обрусевшими националами. Таковы должности
командующих военными округами, начальников гарнизонов, начальников пограничных
отрядов, председателей КГБ республик, министров внутренних дел, управляющих
железными дорогами и воздушными линиями, министров связи республик, директоров
предприятий союзного значения, заведующих главными отделами ЦК. Первые
заместители председателей советов министров союзных республик и первые
заместители всех министров (где русский не министр) тоже обязательно русские.
Берия понял и, вероятно, убедил других, что в интересах
самой партии отказаться от этой уродливой великодержавной практики и взять курс
на коренизацию партийного и государственного аппарата. Начали с Украины и
Белоруссии. Там даже первыми секретарями ЦК были русские: на Украине
Л. Мельникова заменили украинцем Кириченко, в Белоруссии Патоличева
заменили белорусом Зимяниным. В Латвии второго секретаря ЦК В. Ершова
заменил латыш В. Круминьш.
До других союзных республик очередь так и не дошла: 26 июня
Берия арестовали. В числе прочего его обвинили в ставке на «буржуазных
националистов», как примеры приводились Украина, Белоруссия и Латвия!
Сталинская национальная политика на окраинах осталась
прежней.
Два вопроса — десталинизация политической жизни вообще и
национальной политики в особенности — были теми двумя китами, на которых Берия
собирался строить свою новую программу.
Однако партия и народ еще ничего не знали о программе Берия,
а Хрущев уже начал интриговать против нее:
«Президиум начал обсуждать меморандум Берия о национальном
составе правительственных органов на Украине. Идея Берия сводилась к тому, что
местные (нерусские) кадры должны руководить своими собственными республиками…
Потом меморандум касался прибалтийских республик и Белоруссии. В обоих случаях
подчеркивался принцип выдвижения к руководству республиками местных людей. Мы
приняли решение, что пост первого секретаря каждой республики должен быть занят
местным человеком, а не русским. Так случилось потому, что в этом вопросе
позиция Берия была правильная, но он преследовал свою антипартийную цель. Он
призывал отменить практику преобладания русских в руководствах нерусских
республик. Каждый знал, что это находится в согласии с линией партии, но сперва
люди не разобрались в том, что Берия выдвигает эту идею с целью увеличения
национального напряжения между русскими и нерусскими, между центральным
руководством в Москве и руководствами в республиках. В связи с этим я отвел
Маленкова в сторону и сказал ему: „Слушай, т. Маленков, разве ты не видишь,
куда это ведет? Мы идем к катастрофе. Берия точит свой нож“. — „Да, но что
делать?“ — „Пришло время сопротивляться. Мы не должны допустить то, что он
делает“».
Впрочем, вспомним, что интриговать против Берия Хрущев начал
еще при умирающем Сталине. Мы видели, как Хрущев обвинял Берия, что тот не
скрывал своей радости по поводу смерти Сталина, но и сам, видно, скрывал ее с
трудом. Правда, его радость была не полной: он боялся Сталина, но еще больше
боится теперь Берия.
Как переселить Берия к Сталину (а этим заодно лишить и
Маленкова его первого, и последнего, союзника) — такова была проблема,
которой Хрущев посвятил отныне всю свою кипучую энергию и недюжинный талант
природного хитреца. Положение, создавшееся после смерти Сталина, он рисует в
весьма мрачных тонах:
«Когда Сталин умер, он оставил нам в наследство беспокойство
и страх. Берия больше чем кто-либо позаботился, чтобы этот страх и беспокойство
оставались среди нас живучими и постоянными. Я давно не верил Берия. Много раз
я убеждал Маленкова и Булганина, что я рассматриваю Берия как авантюриста во
внешней политике. Я знал, что он занят укреплением своей позиции и расставляет
своих людей на важнейших постах».
У нас нет никакого основания не верить Хрущеву, что именно
он, соучастник Берия в заговоре против Сталина, тут же, у постели умирающего
Сталина, плел интриги против Берия. Характерно, что антибериевский заговор он
сначала организовывал только с членами четверки, а потом только начал
завербовывать против Берия и остальных членов Политбюро, что было очень легко.
Советские граждане были приятно ошарашены, когда прочли 10 июля 1953 года в
«Правде»:
«На днях состоялся Пленум Центрального Комитета
Коммунистической партии Советского Союза. Пленум ЦК КПСС, заслушав и обсудив
доклад Президиума ЦК — тов. Маленкова Г. М. о преступных
антипартийных и антигосударственных действиях Л. П. Берия,
направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала
и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР
над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение
— вывести Л. П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов
Коммунистической партии Советского Союза как врага Коммунистической партии и
советского народа».
Берия на этом пленуме ЦК не был, как не было его и на
судебном процессе в декабре. Судебный процесс над ним был обычным спектаклем,
который Берия много раз устраивал над другими, с той лишь разницей, что главным
героем был теперь не человек, а труп.
Хрущев постоянно рассказывал своим иностранным собеседникам,
как Берия был арестован и убит. Непосредственными физическими убийцами Берия у
Хрущева в разных вариантах рассказа выступают разные лица, но сюжет рассказа остается
один и тот же.
Согласно одному из рассказов конец Берия был такой. Хрущев
убедил сначала Маленкова и Булганина, а потом остальных членов Президиума ЦК,
что если Берия не ликвидировать сейчас же, то он ликвидирует всех членов
Президиума. Так, вероятно, думали все, хотя каждый боялся сказать об этом
другому. Хрущев не побоялся. Трудна была лишь техника проведения операции
против Берия. Нормальная процедура — свободное обсуждение обвинения против него
в Президиуме ЦК или на его пленуме — совершенно отпадала. Опасаясь, что как
только Берия узнает об обвинениях против него, то немедленно произведет
государственный переворот и перестреляет всех своих соперников. Оставалось
только классическое оружие всех подлецов: обман, засада, ловушка. А поскольку
по этой части сам Берия был великим мастером, надо было ловкость обмана
перемножить на искусность ловушки.
