– Вот... Она может, точно. Старательная девка,
целеустремленная, как-никак дочь капитана шхуны, вроде нашего Монро... Воля и
упрямство, ага... Она, ты знаешь, не нюхает ничего такого и пьет мало, и
любовников не особенно много... Она талантливая, Джонни, верно тебе говорю, из
нее еще может получиться такая... такое... Короче, она может махнуть...
– Билли, – задушевно сказал Мазур. – Я тебе верю,
но я-то не продюсер и нет у меня миллионов...
– Я знаю. А те, у кого миллионы есть, как-то упорно с Ким не
пересекаются. Толчочка не хватает, понимаешь? Нужен какой-то толчок, чего-то
этакое... А знаешь, что самое печальное? Да то, что старина Билли не в
состоянии выдумать толчок... Как Ким меня еще не наладила ко всем чертям, сам
удивляюсь... Она хорошая девка, у нее тоже нет ни компьютера, ни крокодила...
Во подобралась парочка! Она бы могла – но нету толку от Билли, который не
может... Господи ты боже мой, как я пролетел с этим чертовым домом! Я серьезно
думал, будет реклама, соберутся шишки, впалил кучу денег... А что получилось?
Собралась куча пустомель, которых можно встретить на любой тусовке – но от них
ничегошеньки не зависит, и не будет толчка... – он стал почти прямо, в
глазах сверкнула злость. – Это все местные, мать их... Я их не
просчитал. У нас дома, в Штатах, в такой вот сто лет стоявший бесхозным дом с
привидениями непременно набилась бы куча серьезного народа, потому что это ново
и оригинально, точно тебе говорю. А местные... Они всерьез боятся. Я,
дурак, не рассчитал, что настолько всерьез. Ни единой местной шишки, которая
придала бы шарм и заставила встрепенуться серьезные газеты... Журналисты –
как на подбор шушера. Все прахом, Джонни. Денежки ухнули зря. Толку – ничуть.
Никакого толку, я уже врубился, но не говорю пока что Ким, а она сама еще не
доперла... И возвращаться в Штаты придется ни с чем, опять не получится
звонкого, шумного толчка, снова совершеннейшая неизвестность...
Мазуру невольно стало его жаль – в голосе незадачливого
агента звучало неподдельное отчаяние и надрывная тоска, весь он, расхристанный,
пьянехонький и унылый, настолько напоминал раскисшего советского интеллигента,
что Мазура прошибла нешуточная ностальгия.
– Все образуется, Билли, – сказал он, похлопав по
хилому плечу крепкой мужской рукой. – Ты, главное, не унывай и держись...
«Это все ваш долбанный капитализм с его волчьими
законами, – подумал он покровительственно. – Ты, буржуазная душа, и
представления не имеешь, насколько легче тебе было бы в Советском Союзе: пошел
бы ты в профком, в партком, накатал парочку писем в министерство культуры,
пожаловался бы, что бюрократы и перестраховщики затирают молодую талантливую
актрису, идеологию умело вплел, где надлежит – смотришь, и дали бы твоей
подопечной приличную роль. А уж ежели фильм окажется идеологически
выдержанный, к великому юбилею подгаданный, – ты и не представляешь,
лысый, как вам обоим стало бы хорошо...»
– Образуется, – кивнул Билли уныло. – У меня еще
масса идей... «Плейбой» не помог, этот долбанный особняк с привидениями
провалился – но у меня еще куча идей... Я с тобой обязательно поговорю на
трезвую голову....
– Билли, я, в общем, из другого бизнеса, – мягко
напомнил Мазур.
– Это ты так думаешь, Джонни. На самом деле мы все в одном
бизнесе – карабкаемся, лезем, выгрызаем... – он встрепенулся, стал
энергично озираться. – Ты не видел Ким?
– Где-то тут была только что, – сказал Мазур, оглядывая
гомонящую толпу. – Совсем недавно.
– А этот недоносок Аугусто?
– Ты знаешь, я его тоже что-то не вижу.
– Не нравится он мне, – сообщил Билли Бат. – Не
люблю, когда к Ким начинают липнуть этакие типы. Если он бизнесмен, то я – папа
римский. Темнит, крутит, красавчик... Пойдем искать Ким, а? Я от нее таких
стараюсь отшивать...
Он пошатнулся и ледоколом попер через толпу гостей, наступая
на ноги, высматривая свою кормилицу. Мазур остался на месте. Нехорошее
совпадение, подумал он. Уж если столь разные люди, как я и Билли, усматриваем в
этом латинском хлыще нечто неприятное, стоит задуматься... А какое, впрочем,
мне дело? Мое дело – сторона, если подумать...
«Опасность слева!» – машинально отметил он. К нему вновь
направлялась та самая жаждущая лирики дамочка, что была страшна, как смертный
грех, – успевшая и вовсе дойти до кондиции. Нужно было срочно принимать
меры.
Мазур стал отступать вправо, – а потом
молниеносным финтом скользнул за спину какого-то высоченного типа, обхаживавшего
блондинку в зеленом, сменил направление, проскочил среди шумной кучки
беседующих... Одним словом, классический уход нашкодившего ученика от
директрисы школы, только проведенный посреди толпы.
Усмехнулся – дамочка стояла посреди зала и растерянно
озиралась, ничего не в силах сообразить, потом побрела в противоположном от
Мазура направлении. Порядок, срубили хвост... Он передвинулся правее, вышел из
зала в длинный и веский полутемный коридор, пронизывавший правое крыло
особняка. Где-то в конце, слева, есть черный ход. Пора линять с этой пьянки,
ничего интересного... Тоже мне бомонд, бляха-муха! Светской жизни захотелось
дураку экзотики ради...
Моментально замерев на месте, он прислушался. Из-за двери, у
которой он стоял, отчетливо послышался женский вскрик – нехороший по
содержанию, отчаянный, панический. Так кричат люди, когда им угрожает реальная
опасность...
Реакция у него была – дай Бог каждому. В следующий миг он
уже попробовал ручку и, когда она подалась, бесшумно просочился в комнату. Свет
не горел, но со двора помещение достаточно озаряли разноцветные гирлянды и
яркая лампа без абажура. На постели барахтались двое: черное платье,
белоснежный костюм, женская ножка, обнаженная дальше некуда...
Он остановился в некотором замешательстве – черт их
разберет, какие тут происходят забавы, вмешаешься – стыда не оберешься... Но
женщина на постели вскрикнула вновь, и уже ясно было, что ей зажимают рот и все
происходящее ей категорически не нравится. Тогда Мазур наугад провел рукой по
стене, ища выключатель там, где ему и полагалось удобно располагаться. Нащупал,
изучил пальцами, нажал.
Вспыхнула люстра под потолком, словно киношный прожектор,
высветив не представлявшую никакой догадки сцену: красавчик Аугусто, растрепанный
и решительный, все еще зажимал Кимберли рот, ее платье было в совершеннейшем
беспорядке, и она решительно выдиралась, как могла. С первого взгляда
стало ясно, что никакими забавами тут и не пахнет, а имеет место быть наглое и
неприкрытое применение физической силы. Воодушевившись, Мазур уже не колебался,
вразвалочку направился к постели, приговаривая:
– Так-так-так... Нехорошо. Неправильно, сеньор...
– Пошел вон! – рявкнул сеньор яростно.
Он поневоле ослабил хватку, и Ким проворно вывернулась,
скатилась с постели, забилась в угол, обеими руками придерживая сползшее с плеч
платье. Все это настолько напоминало классический эпизод из голливудского же
фильма с наивной красоткой, коварным соблазнителем и явившимся вовремя хорошим
парнем, пусть не кристально чистым перед законом, но с золотым сердцем, что у
Мазура поневоле расплылась на лице идиотская ухмылка.
