Державшиеся до поры до времени за спиной рейтар драгуны лезут по холмам вверх. Хотят обойти и атаковать сверху. Битва переламывается надпиленной шпагой, а командующий не делает ничего! На столичных смотрах он и то был живее, а тут… Поводил трубой по порядкам атакующих дриксов и повернулся в сторону речки. Утешился!
У реки центр и левое крыло талигойцев продолжали поливать противника огнем. Сильная ответная стрельба виднелась лишь в центре — наверное, там стояла гвардия Фридриха. Стояла… А могла бы пойти вперед, помочь атакующему авангарду, но нет, не по чину. Все это было бы прекрасно, если бы не рейтары и не трещавший по швам правый фланг!
— Похоже, больше резервов у нашего «непредсказуемого» не осталось, — наконец задумчиво изрек Савиньяк. Как всегда, куда-то в пространство. — А Реддинг — молодец, господа, ему лишние приказы не требуются. К слову сказать, они никому не требуются.
«Фульгаты» и впрямь не растерялись и не промешкали. Сходиться с тяжелыми рейтарами они не собирались, а вот затормозить драгун… Это у «кошачьих отродий» выходило отменно. Подвижные и проворные, на лучших, чем у противника, лошадях, они с блеском доказывали, что по праву считаются первыми среди легких конников севера. Мгновенно оказавшись выше по склону, «фульгаты» принялись донимать противника быстрыми короткими налетами, вынуждая спешиться, собраться вместе и отбиваться.
Пять сотен вьющихся осами талигойцев и почти тысяча гаунау. Выбывших из наступления, бесполезных, почти беспомощных на голых скользких склонах. Удара с холмов Айхенвальд мог больше не опасаться, но положение оставалось сложным — на дороге вновь собравшиеся в кулак рейтары готовились к повторному удару. Было их тысячи три, и строились они умело и быстро. Если повторится успех первой атаки…
Чарльз не хотел смотреть на маршала и все равно то и дело смотрел сразу со злостью и надеждой. До сих пор Савиньяк рассчитывал верно. Только бы он не ошибся и сейчас! Только бы выиграл этот бой, эту войну, и пусть смотрит сквозь людей, обрывает на полуслове, отмахивается, не замечает. На Изломе не до обид.
Рейтары двинулись вперед. Им навстречу спешил кавалерийский резерв. Полторы тысячи кирасир… Так много. Так мало.
Снова схлестнулись две гривастые лавины, стремясь пересилить, опрокинуть одна другую. Снова Чарльз наблюдал с безопасного места, а сердце рвалось в бой. Хотелось вскочить в седло, выхватить палаш, догнать своих, врубиться в синий строй, вкладывая в общий удар капельку своей силы.
Охваченной неистовой, невозможной надеждой, Давенпорт повернулся к маршалу, поймав отчаянный взгляд Сэц-Алана. И младшего Лецке. И раненого «фульгата»… Все смотрели на Савиньяка, а Савиньяк смотрел назад. Туда, откуда рано или поздно — только бы не поздно — должны появиться полки Хейла.
Глаза впивались вдаль и проглядели, как, нещадно погоняя коня, вверх по склону несется одинокий всадник. Подлетел. Торопливо, задыхаясь, вскинул руку:
— Господин Проэмперадор… Генерал Хейл на подходе! По вашему приказу… три полка оставлены… для помощи Фажетти… Остальные будут здесь меньше чем через четверть часа… Фажетти докладывает… Он уже ведет бой… в непосредственной близости от обозов. Захвачены четыре орудия… Он обещает… скоро захватить обоз полностью…
5
У подножия холмов кипела лютая рукопашная — ветераны Вайспферта и спешно посланные Айхенвальдом стрелки укрепили дрогнувшие было порядки Лейдлора. Стрельба почти стихла — противники сошлись вплотную. «Крашеные» являли себя во всем блеске, не то что утром, но их усилия уходили в песок — теперь надорский фланг стоял твердо. Иссяк и разгон серебряной конницы. Рейтары раз за разом сходились в ожесточенной рубке с васспардскими кирасирами. Первым не удавалось прорваться, вторым — отбросить врага. Все доблестно били всех, и все топтались на месте, а полководцы возвышались и ждали. Савиньяк — кавалерию, Фридрих… Фридриху ждать было нечего. Свой последний шанс «Неистовый и Неповторимый» упустил, не поддержав рывок авангарда.
Лионель обвел взглядом тревожные физиономии свитских. Они видели то же, что и маршал, по крайней мере, те, кому достались зрительные трубы, и они не знали, что и думать. Нахохлившийся Хеллинген был готов искусать завязшего в гаунау Айхенвальда, а молодняку хотелось в бой. Проэмперадору хотелось того же, он терпеть не мог стоять на одном месте и все время стоял. Особенно во дворце.
«Первый — на паркете с бокалом, второй — в седле со шпагой, но первый со шпагой первый. Кто такие?» Так шутили остряки, знавшие, что Лионель Савиньяк фехтует лучше брата. Они не знали другого, того, что Эмиль фехтовать обожал, а Лионель терпеть не мог, потому и старался быстрее заканчивать поединки. Росио, Ротгер и Леворукий фехтовали еще лучше, и по крайней мере двое из трех любили это дело до одури. Значит, причина не в любви, а в чем-то, что отличает просто мориска от Моро, просто женщину — от богини, а просто хорошего вояку — от полководца. Хеллинген — хороший вояка.
— Если до подхода Хейла Фридрих не выкинет чего-нибудь великого, его положение станет очень тяжелым. — Пусть поговорят, а то как бы с начальником штаба удар не случился.
— В действиях вражеской армии не ощущается единой воли, — с готовностью откликнулся Хеллинген. — Арьергард пытался прорваться сам по себе. Это понятно — возможности снестись с главными силами у его командующего не было. Но почему главные силы толком не использовали столь опасную для нас атаку авангарда? Создается впечатление, что принц не может организовать взаимодействие собственных войск.
— Создается, — рассеянно подтвердил Лионель, с завистью глядя на холмы, где люди Реддинга окончательно закружили менее поворотливых драгун. «Медведи» пятились вниз, отгоняя настырных «фульгатов» нечастым, но точным огнем. Лионелю всегда нравилось играть с крупным зверем, но в свое время наиграться не удалось, а сейчас поздно. Нужно забыть, как поют пули, свистит в ушах ветер, пляшут свои и чужие кони, тяжелит руку палаш. Старший в роду не играет. Маршал не играет. Проэмперадор не играет тем более. Вернее, играет. Не собой — людьми и провинциями.
— Сэц-Алан, доберитесь до Эрмали и передайте ему благодарность! Можете не возвращаться!
— Слушаюсь, господин маршал!
Сколько счастья, а разницы — жалких семь лет и титул… Остальные тоже не прочь получить в подарок бой или пулю. На холмах мы все кажемся себе бессмертными, да и в бою — до первой раны…
— Эрмали и в самом деле прекрасно использовал оставшуюся у него конную батарею; жалко, их у нас только две. — Хеллинген уже составлял в уме приказ. — Его артиллеристы успевают по всему правому флангу.
Частые картечные залпы и впрямь немало способствовали тому, что «медведи» откатились назад. Теперь пушки Эрмали поддерживали надорцев, зато слева, где до появления дриксенского авангарда Айхенвальд наносил главный удар, дело застопорилось. Опасаясь за фланг и тыл, бергер остановился, дав тем самым возможность противнику перевести дух. Пехота гаунау дух перевела и даже попыталась поддержать атаку собратьев, но встречный огонь оказался слишком силен.
