– Обойдёшься, – отрезал слав. – Говори. Не тяни время.
– Ладно, ладно, усы узлом. Дело, значитца, вот в чём: заслал меня ватаман узнать, как нам обратно через Бездонье в нормальный домен перебраться…
– А, так ты засланец! – непонятно заржал Воха.
– Обратно им теперича захотелось, – ворчливо пробасил дед, тоже не утерпевший и подступивший поближе к остальным. – А нечего было к нам чипляться! Сами ведь тогда в Простор-домене к нам полезли, вот и получили по сусалам!
– Да ладно, уважаемый, с кем ошибок не случается, – Ухмыл примирительно пожал плечами. – Нам от вас уже ничего и не надобно, кроме одного – покажите дорогу обратно. Мы и отстанем.
– А мы и сами не знаем, обертон те по ушам! – Воха подмигнул остальным.
– Как же, поверил я. – Ухмыл фыркнул. – Какого ж тогда рожна в самый центр попёрлись? Явно в гости к елсам намылились, какие-то общие дела вести.
– Да от вас и спасаемся, дудачина ты этакая!
– А вот дорогу покажите, и спасаться не нужно будет!
– Трепотня – она и есть трепотня, – вздохнул дед. – Трогай, Благуша, Махину…
Услышав это, Ухмыл помрачнел:
– Вот, значит, как… Хотел я вашему Вохе балабойку отдать, в знак мирных намерений, да не вышло… Ну как знаете…
Благуша, не слушая больше бандюка, уже развернулся было в сторону водильного кресла, как Воха вдруг вцепился ему в рукав, словно клещ:
– Постой, слав! О чём это он глаголет? Какая ещё балабойка, Ухмыл?
Бандюк привычно осклабился, огладил пальцами усы и вдруг одним движением выхватил из-за спины балабойку. Воха охнул, узнав свой родной инструмент, с которым не один год полюбовно в обнимку хаживал из веси в весь, из города в город, – синего дерева, с гладкими обводами корпуса, напоминающего своей грушевидной формой красивейшие женские бёдра, в чёрном лаке по бокам и с обратной стороны грифа, с пятью дорогущими струнами из вяленых жил ханыги, чистый дрожащий звук которых развязал немало сердец и кошельков. А бандюк, небрежно вдарив по струнам, запел громким гнусавым басом, откровенно издеваясь над бардом:
Я гуляю, как собака,
Только без ошейника.
Не ложитесь вы, дурёхи,
Под меня, мошенника!
– Отдай, поганец! – завопил Воха, словно раненная в задницу трепыхала. Завопил и рванулся всем телом к оконцу, едва не впечатавшись лицом в стекло – будто и не было никакой преграды между ним и бандюком. Хорошо ещё столик остановил, наподдав ему краем под рёбра. Но Воха, не обращая внимания на боль, пожирал свою балабойку глазами, точно оголодавший крайн, дорвавшийся до своего национального кушанья – сала. – Не твоя! Отдай!
Ухмыл насмешливо подбоченился и помахал балабойкой перед оконцем, словно обыкновенной палкой. При виде столь грубого обращения бард аж застонал.
– Дорогу сказывай, усы узлом, – глумливо бросил Ухмыл. – Тогда и получишь.
Воха, совсем потеряв голову, рванулся к дверце махинерии, но дед и Благуша, не сговариваясь, стиснули его с двух сторон плечами, словно кирпич, угодивший в общую кладку, а Минута, шмыгнув за спину, уткнула барду в район правой почки пальчик, да так пребольно уткнула, что Воха задохнулся. И тихо шепнула на ушко:
– Хороший ты человек, Воха, но только попробуй про олдя сказать, так враз кости пересчитаю! Спроси Благушу, ежели не веришь. Он видел, как я это умею. Живого места не останется.
Вид у Вохи от этих слов сделался самый разнесчастный. Но воистину хорошим человеком оказался бродячий бард, да ещё и мужественным в придачу.
– Раз такое дело, – скрепя сердце проговорил бард упавшим голосом, – то и впрямь, Благуша, поехали дальше!
– Молоток, Воха, вот за это я тебя люблю, – похвалил слав, отпуская барда.
Минута же ласково улыбнулась ему, а дед одобрительно похлопал по плечу. От дружеского участия белобрысый слав воспрянул духом и мстительно выпалил в вытянувшееся от удивления лицо Ухмыла, никак не ожидавшего такого развития событий:
– А этот урод, обертон ему по ушам, пусть себе мою балабойку в задницу засунет! Да чтоб его после этого трое суток мимо кустов проносило, с музыкой!
– Постойте! – торопливо крикнул Ухмыл, несколько растерявшись. – Можно же это дело решить полюбовно! Что ж вы так сразу, усы узлом, на личности переходите! Давайте так: я вам балабойку отдаю, а вы мне про дорогу сказываете!
– Сказали же – не знаем мы дороги, – твёрдо отрезал Воха, прямо-таки упиваясь собственной стойкостью.
– Ну хорошо, хорошо, верю, усы узлом! – не сдавался Ухмыл. – Ежели честно, надоело мне вашу фиговину таскать, у меня и своя имеется, причём ничем не хуже. Да не могу же я её, в самом-то деле, просто так отдать! Поймите меня правильно – не по-нашенски это будет, не по-бандюковски. Перестанут меня после этого братки уважать. Давай, Воха, хоть сыграем на неё, балабойку твою.
– Это как? – заинтересовался Воха.
«Ежели представится хоть малейшая возможность забрать бардов инструмент, – подумал Благуша, – то придётся эту возможность использовать сполна». Он всегда считал себя добрым и справедливым человеком и в этот момент сочувствовал Вохе всей душой, чувствуя себя слегка виноватым после того, как ради общего дела пришлось обойтись с ним несколько круто.
– Как, спрашиваешь? – повеселел Ухмыл. – А вот так! Давай устроим состязание – ты выдаёшь пару строк из начала любой песни, а я – частушку, главное – не повторяться. У кого раньше выйдет запас – тот и проиграл. Я даже дам тебе поблажку, первым начну.
И Ухмыл, чтобы не упустить инициативу, живо затренькал на Вохиной балабойке:
Привязали девку к дубу,
Все вокруг… а я не буду!
Благуша и иже с ним как один с неподдельным интересом уставились на барда в ожидании ответа. Да неужто тот уступит какому-то говню… тьфу, то есть бандюку?
Но кто, кроме самого Вохи, лучше всех осознавал свои возможности? Ваша правда – сам Воха и осознавал. В музыкальной теме он, безусловно, петрил получше остальных.
– Ты выиграл, – грустно ответил Воха Ухмылу.
– Вот тебе и на, – несказанно удивился бандюк. – Ты же даже не начинал, усы узлом?
– Частушек всё равно больше, чем песен, – усмехнулся Воха. – Нашёл, в чём меня перещеголять. Ищи другого дудака, обертон те по ушам.
– А ведь прав сей отрок, скатертью дорога, – досадливо крякнул Безумный Проповедник. – Что ни на есть прав.
– Да ладно, тогда давай частушку на частушку! – не растерялся Ухмыл.
Тут Благушу словно что-то под руку толкнуло. Он подался вперёд и, доверительно снизив голос, предложил бандюку свой вариант:
– А давай-ка, браток, лучше поиграем в апофегмы.
– Как это? – в свою очередь живо заинтересовался Ухмыл, весьма охочий до новых развлечений.
