– Вы знаете её как «Кипангу». Это по-китайски
от слова «Ниппон», что, в свою очередь, искажённая форма от «Япония». Слово
означает «Страна восходящего солнца». Здесь, Уилл Адамс, на берегах океана, в
котором живёт великая богиня солнца, начало всей жизни. От имени моего дяди
Сацумы, от имени квамбаку – Тоетоми Хидеери, сына великого Хидееси, и от имени
самого микадо – добро пожаловать.
Они шли по дороге, тянувшейся вдоль побережья,
к видневшимся вдали домам. На берегу лежало много лодок, но не было и намёка на
какой-нибудь волнолом или хотя бы зачатки гавани. Слабость становилась
невыносимой. И всё же он не мог позволить себе шататься или спотыкаться, потому
что теперь вокруг были люди – мужчины, бедно одетые, босые, с огромными шляпами
на головах, похожими на перевёрнутые блюда; женщины в похожей одежде – все они
торжественно падали на колени и касались земли лбом при приближении процессии.
– Это рабы? – спросил он Тадатуне.
– Это крестьяне.
– И они такого низкого мнения о себе? В моей
стране йомен вряд ли станет преклонять колени даже перед Её Величеством.
– Очень странная у вас страна, Уилл Адамс, –
сказал Тадатуне. – Я – самурай, племянник даймио. Я настолько же выше этих
людей, насколько солнце над нашей головой выше нас. У них своё место в жизни.
Без сомнения, они значительно выше любого артисана, то есть купца, и бесконечно
выше любого ита или хонина.
– Кто это? – Ита – это несчастные существа,
вынужденные умерщвлять животных.
– Этого я никак не пойму, – признался Уилл, –
а как же иначе можно питаться?
– Отнять жизнь у любого живого существа – смертный
грех, Уилл Адамс, – заметил Тадатуне. – Во всяком случае, у любого животного.
Иногда мы стараемся разнообразить наш стол птицей или рыбой – человек слаб; и
всё же те, кому приходится убивать этих существ, не будут прощены богами, и
таким образом они считаются низшими из низших.
– Тем не менее я вижу у вас два меча, господин
Тадатуне. И, похоже, вы, не задумываясь, можете пустить их в ход.
– Я, друг мой, никогда не отниму чужую жизнь
иначе, кроме как в бою. Там это почётное дело. Потому что как ещё может умереть
самурай? Как собака, в своей постели? Так умирают хонины, о которых я тебе
говорил. Они ещё презреннее, чем ита, – им суждено отправлять в последний путь
людей: либо казнить преступников, либо хоронить умерших.
Уилл почесал в затылке.
– А где же моё место в этой иерархии, сэр? Я
всего лишь простой корабельщик. Может, я должен ползти на четвереньках рядом с
вами?
Тадатуне улыбнулся.
– Этой проблемой нам ещё предстоит заняться,
Уилл Адамс. Она решится в своё время. Но каждый должен иметь своё место в
обществе и должен знать это место.
– Значит, есть люди, перед которыми склоняете
голову даже вы?
– А как же. Я выше простого самурая – я имею
право носить герб. Я – хатамото, что буквально означает «знаменосец». Я
командую отрядом воинов, сражающихся под флагом моего дяди Сацумы.
– Даймио?
– Правильно. Это слово означает господина,
владеющего феодом. Каждый даймио, в свою очередь, признает превосходство
квамбаку, которые правят от имени сегунов. Последние, в свою очередь,
подчиняются императору – микадо. По рангу и размеру владений я ниже даймио,
точно так же как любой даймио, в том числе и квамбаку, по рангу стоит ниже
куге.
– Ну, это, наверное, что-то вроде Бога.
Тадатуне покачал головой, и на этот раз улыбки
на лице его не было. – Не шути над теми, кто выше тебя, Уилл Адамс. Куге – это
знать, окружающая микадо в его дворце в Киото. У них нет земель, но, происходя
из древнейших родов Империи, они подчиняются только одному микадо.
– А микадо?
Тадатуне поклонился в сторону солнца.
– Микадо происходит от бога и считается его
наместником на земле. Он, соответственно, владеет Империей. Ну вот, мы и
приехали.
Они вошли в деревню, которую Уилл видел с
корабля. Если только это можно было назвать деревней – ничего менее похожего на
улицу Лондона или Джиллингема он не встречал. Сама дорога была широкой, без
какого-либо покрытия и, соответственно, очень пыльной. В то же время дома
вокруг не походили на хибарки, как можно было ожидать. Вокруг собралась толпа
зевак, теснившихся по обе стороны дороги у домов. Все они были одеты в
свободные одежды, замеченные им раньше, и широкополые шляпы, так что отличить
женщин от мужчин с первого взгляда было трудно. А что за дома! – если только
это были дома. Большие покатые крыши покоились на стенах из тончайшего дерева,
слегка отлакированного – это придавало им вид нарядный и одновременно даже
надёжный; но он нисколько не усомнился в том, что мог бы одним ударом своего
кулака проделать вход в любой из этих домов.
– Здесь о тебе позаботятся, Уилл Адамс, –
сказал Тадатуне. Конечно же, самый большой дом. Но построен ничуть не солиднее
остальных. А какой узкий! Дверь занимала почти всю стену дома, выходившую на
улицу. Можно было предположить, что в передней больше четырёх человек не
поместилось бы.
– Это ваш дом, господин Тадатуне? Молодой
человек улыбнулся.
– Я не живу в этой деревне. Это постоялый
двор. В каждой деревне есть постоялый двор, где могут остановиться усталые
путники. Я думаю, самому усталому из них далеко до вашего состояния. Идёмте же,
Магоме Кагею ждёт вас с нетерпением.
Он провёл двух европейцев вверх по короткой
лестнице, остановился и снял сандалии.
– Сними обувь, Уилл Адамс. И скажи своему
товарищу сделать то же самое. – Что? – переспросил Уилл, оглядываясь на толпу,
собравшуюся сзади.
– Обувь, особенно такого размера и веса, как у
тебя, нельзя носить в наших домах, Уилл Адамс. Поторопись, девушка хочет помочь
тебе.
Уилл вдруг осознал, что дверь в дом открыта и
на пороге стоит на коленях девушка. В руках у неё было что-то вроде открытых
тапочек. Всё, что он увидел, – это голову с копной блестящих чёрных волос,
длиннее которых он никогда не встречал. Они стекали необъятным водопадом по её
плечам и спине и только у самого пола были перехвачены лентой и заплетены в
косу. Видневшееся из-под этого водопада тёмно-синее кимоно напоминало
полуночное море. Картина была такой красоты и изящества, что он почувствовал,
как усталость оставляет его, точно облако. Он торопливо сбросил башмаки,
поставил их, в точности как Тадатуне – свои сандалии, и жестом пригласил
Мельхиора Зандвоорта сделать то же самое.
