Он улыбнулся, но улыбка не была по-настоящему радостной.
– Завтра мы вернемся домой, Анита. У меня нет времени
ждать, пока ты свыкнешься с этой мыслью. – Он вздохнул. – Я надеялся,
что мы здесь побудем вдвоем, только ты и я, но тебя это не приводит в восторг.
Кажется, мои чувства задеты.
– Я не хотела ранить твои чувства, Мика.
И ведь действительно не хотела. Я тронула его за руку, но он
шагнул назад и стал дальше распаковывать вещи. В груди опять появился ком, но
уже по другим причинам.
Мика никогда со мной не ссорился. Никогда ни на чем в наших
отношениях не настаивал. И до этого дня, до этой минуты я думала, что он вполне
счастлив. Но сейчас он счастливым не выглядел. По моей вине, что мне не стало
приятно при виде этого номера? Или нам предстоит разговор, а я еще пока об этом
не знаю?
– Наверное, – сказал он, стоя у кровати, – ты
единственная женщина, которая могла не спросить, откуда я знаю агента Фокса.
Слишком для меня резкой оказалась смена темы.
– Как? В смысле, ты хотел бы, чтобы я спросила?
Он остановился, держа в руках туалетный несессер, будто
ответ ему надо было обдумать, а если при этом двигаться, то это помешает мысли.
– Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы тебе хотелось
спросить. Запутанно, да?
Я проглотила слюну, пытаясь усмирить вдруг забившийся в
горле пульс. Очень похоже было по ощущениям на начало ссоры. Ссориться-то мне
не хотелось, но сейчас не было ни Натэниела, ни вообще кого-нибудь, чтобы меня
отговорить, а сама я не очень знала, как спихнуть этот поезд с рельсов.
– Не уверена, что я тебя поняла, Мика. Ты не хочешь,
чтобы я спросила, но тебе хотелось бы, чтобы я хотела спросить. – Я
покачала головой. – Не понимаю.
– А как ты можешь понять, если я сам этого не
понимаю? – На миг у него сделался сердитый вид, но тут же его лицо
разгладилось до обычной его красивой, приятной непроницаемости. Только меньше
месяца назад я поняла, сколько смятения и страдания прячется за этой
маской. – Я хочу, чтобы я тебе был настолько небезразличен, чтобы ты
испытывала любопытство, Анита.
– А ты мне и так небезразличен, – ответила я,
по-прежнему прижимаясь спиной к створке двери.
Руки я держала за спиной, вцепившись в дверь пальцами – как
в якорь, чтобы меня не унесло эмоциональным водоворотом.
Лихорадочно ломая голову, как уйти от надвигающейся ссоры, я
наконец набрела на мысль.
– Я думала, ты мне сам расскажешь, когда сочтешь
нужным. Ты же никогда не спрашивал меня о моих шрамах.
Вот. Вполне здравое утверждение.
Он улыбнулся – той прежней улыбкой, от которой я его почти
отучила. В ней была грусть, тоска, презрение к себе – и ничего приятного.
Улыбкой можно было ее назвать только потому, что углы рта поднялись вверх, а не
опустились вниз.
– Да, я не спрашивал о шрамах. Я решил, что ты бы
сказала мне, если бы хотела, чтобы я знал. – Он уже убрал всю одежду,
только несессер с туалетными принадлежностями еще ждал на кровати. – Я
обещал Натэниелу, что сразу закажу еду, когда мы приедем.
Снова резкая перемена темы застала меня врасплох.
– Мы меняем тему разговора?
– Очко в твою пользу, – кивнул он. – Тебе не
понравился номер, и это задело мои чувства. И потом, ты вроде бы осталась
безразличной к моей встрече с Фоксом и к подробностям нападения на меня. Я
подумал: если бы ей было не все равно, она бы захотела узнать больше.
– Так мы не будем ссориться?
– Ты права, Анита, я никогда тебя не спрашивал, откуда
у тебя шрамы. Не спрашивал, как ты не спрашивала меня. Я не могу злиться на
тебя за то же самое, что делаю сам.
Тугой ком у меня в груди чуть ослаб.
– Ты бы удивился, сколько людей все равно сочли бы это
поводом для ссоры.
Он улыбнулся – все еще невеселой улыбкой, но уже лучше.
– И все-таки мне бы куда больше понравилось, если бы ты
попыталась обрадоваться этому номеру, а не вести себя так, будто я тебя сюда
заманил с гнусными целями.
Я сделала глубокий вдох, медленный выдох, потом кивнула.
– Номер великолепный, Мика.
Он улыбнулся, и на этот раз кошачьи глаза тоже участвовали в
улыбке.
– Именно так. Ты действительно пытаешься.
Я кивнула:
– Раз это так много для тебя значит – то да.
Теперь глубокий вдох сделал он, будто у него тоже что-то
комком застряло в груди.
– Я поставлю несессер, а потом посмотрю меню доставки в
номер.
– Натэниел страшно переживал, что не смог приготовить
нам нормальный завтрак.
– Я помню времена, когда завтраком считался
бублик, – сказал Мика.
– А я, черт побери, помню времена, когда завтрак
состоял только из кофе.
– Я – нет, – сказал он. – Я слишком давно
живу ликантропом. Нам надо есть регулярно, это помогает держать зверя в узде.
– Один голод усиливает другой, – сказала я.
– Закажу еду. Посмотри пока свои документы.
– Я их смотрела в самолете.
– И что-нибудь запомнила?
Я подумала и покачала головой.
– Нет. Я просто хотела отвлечься от мысли, что вся эта
хреновина летит в тысячах футов над землей, но, кажется, это мне не очень
помогло.
– Насколько мало помогло, я заметил.
Он поднял руку – на ней еще оставались вмятины от моих
ногтей. Если учесть, как быстро у него все заживает, это значило, что я в него
качественно вцепилась.
– Боже ты мой, Мика, прости, пожалуйста...
Он покачал головой:
– Я не жалуюсь. Я тебе уже сказал в самолете: очень
интересно видеть, как ты бываешь... настолько потрясена.
– Мне помогло, что ты там был, – тихо сказала я.
– Рад слышать, что пролил кровь за доброе дело.
– Я тебя действительно до крови поцарапала?
Он кивнул:
– Зажило, но было до крови. Ты все еще никак не
привыкнешь, что у тебя сила больше человеческой.
– Я прочту сегодня эту папку, потому что до ночи мне
это надо сделать, но если ты хочешь мне рассказать сейчас, как стал оборотнем,
то давай. Честно говоря, когда я услышала, что это было нападение, то стала
относиться к тебе как к выжившему. Выжившего не допрашивают о травмах, просто
дают ему рассказать самому.
Он подошел к дверям, и секунду я думала, что он пройдет
мимо, не коснувшись меня. А это было бы плохо. Но он на ходу меня поцеловал и
улыбнулся, потом прошел мимо – положить в ванную несессер.
