Что может выражать спина? Она ведь не глаза, и не лицо, и даже не губы. А вот умеют эльфы выразить свои чувства этой частью тела, да так, что никакие слова не нужны. Широкий разворот плеч, чуть заметный наклон головы, говорящие: «Только попробуй повысить на меня голос!» И по мечу в каждой руке.
– Возьми оружие.
На краю бассейна лежал ее собственный меч. В ножнах. Но полосатые рыбы как ни в чем не бывало плавали в воде живые и невредимые.
– Как тебя понимать? – холодно молвила она. Но достала из ножен клинок.
– Как хочешь, так и понимай, – заявил Ириен, разворачиваясь на пятках.
Паршивое лицо у него было: мрачное, холодное, жестокое.
– Сражайся со мной, Джасс.
– Что?!
– Если ты уравняла меня со своими «демонами», значит, тебе придется принять бой. И со мной, и с ними.
– Ты спятил?
– Я? Спятил? – процедил сквозь зубы эльф. – Вовсе нет. Единственный способ победить врага – сразиться с ним. Уверен, Хэйбор из Голала тебе это говорил не единожды.
– Ты мне не враг.
– Если ты считаешь, что я способен предать тебя, предать лангу, значит, враг.
– Я…
– Заткнись! Я хочу поглядеть, что ты представляешь из себя, ученица Хэйбора-ренегата, как… воительница. И если ты хоть чуточку воин, то ответишь на мою атаку…
Демоны! А ведь Альс не шутил. Она видела его в спарринге с другими лангерами, она имела возможность наблюдать, как он разминается каждое утро. Давнюю драку в Дгелте она тоже не забыла. Великолепное зрелище для стороннего наблюдателя. Атаку Джасс отразила, с трудом, но сумела отскочить от разящего удара левой, крутанулась в пируэте, пригнулась и даже сумела отбежать на безопасное расстояние.
– Какие демоны в тебя вселились?
– Твои, любимая. Личные, персональные, столь трепетно лелеемые тобой.
– Я не смогу тебе ранить.
– Тогда попробуй меня убить.
Да он насмехается, тварь остроухая! Нагло хохочет в лицо, презирает ее боль, плюет на ее переживания. Джасс ощутила злость, какую не ощущала с мгновения своего падения в хисарскую яму.
– Альс, ты сволочь!
– Ты себе вообразить не можешь, какая я сволочь, любимая, – заверил ее эльф, снова атакуя.
Он сильный, невероятно сильный, нечеловечески сильный. Даже если убрать весь опыт нескольких веков, даже если отобрать оружие и раздеть догола, он легко переломает ей каждую косточку. Плевать! Пусть сломает, пусть изуродует. Пусть! Хэйбор был прав, когда говорил, что совершенного бойца из нее не получится никогда, не тот материал. Но у нее есть воля и желание сражаться. Иногда этого достаточно, чтоб называться воином. Жажда крови уступила место холодному расчету, душевный раздрай обернулся сосредоточенностью и ясностью мыслей. Злость теперь не слепила, а обида не обжигала.
Джасс догадалась…
– Ты специально затеял этот дурацкий поединок? – спросила она, отложив свой клинок. – Чтобы я вспомнила, кто я есть на самом деле?
Ириен последовал ее примеру. Изящно крутанул в руках мечи и отправил их в заплечные ножны.
– Да, – ухмыльнулся он. – Если бы я хотел тебя уморить, то затрахал бы до смерти.
– Ты похабная сволочь.
– Ну что поделаешь, – легкомысленно пожал он плечами. – По-твоему, было бы лучше, чтоб ты ела себя поедом? Срывала свою злость на парнях? И так и не смогла бы в итоге доверять мне по-настоящему?
– Я тебе доверяю.
– Ну конечно! – развел эльф руками. – Чем же я отличаюсь от всех тех, кто тебя предал раньше?
Джасс задумалась.
– Практически ничем, – призналась она. – Они тоже говорили, что любят. Про свою мать не могу ничего сказать, я ее не помню, но кто-то же продал меня в Ятсоунскии храм? Жрицы сотворили из меня… неважно… они перепродали меня в Храггас. Хэйбор…
– Он тоже тебя предал?
– Нет, он рассказал мне, что я из себя представляю. Но если бы не его наука, – она кивнула на меч, – я бы не очутилась в Хатами.
– А где? На невольничьем рынке?
– Твой сарказм неуместен, Ириен Альс.
– Отчего же? Ты считаешь, что достойна лучшей участи?
– Моя участь… Забавно, что именно ты мне это говоришь, лангер. Может быть, мне нанять тебя, чтоб ты вернул мне мою судьбу? Для того ведь и существуют ланги! Как я не подумала раньше?
Право слово, было невероятно приятно видеть смутную тень растерянности в его светлых глазах, как тает его уверенность в собственной правоте.
«Ох и разочарую я тебя, лангер. Ох и разочарую!» Джасс подошла к эльфу вплотную, так что пришлось задрать голову, чтобы смотреть прямо в его ледяные зенки. Взяла его за руки и прижала их ладонями к своим щекам.
– Ты же Познаватель, любимый. Ты знаешь мое Истинное Имя. Произнеси его вслух, узнай меня еще лучше. Поверь, ты не будешь больше шутить.
– Ты сама не понимаешь…
– Нет, Ирье, это ты не понимаешь, – покачала она головой.
О чем ты просишь? Ты не знаешь, как это, когда живая тончайшая нить ложится в мою ладонь, пульсирующая в ритме твоего сердца… как это… невыносимо. Зачем ты просишь? Ты же знаешь, что есть просьбы и есть… Просьбы. Я не могу отказаться, я не могу не ответить. Я не могу. Я не хочу. Там нет слов, там нет дорог, там есть только ты. Такая, какой тебя видит, наверное, только сам Творец. Я ему не завидую, нашему всемогущему Создателю, если он обречен на эту вечную нескончаемую муку. Видеть нас всех ТАК ГРОМКО. И если он все же любит нас хоть чуть-чуть, то… тогда я ничего не понимаю. И не пойму никогда. Как никогда не смогу рассказать тебе, что я ЗНАЮ, когда мои мысли облекаются в плоть слов на Истинном языке, когда открываются врата Истинного и я вижу…
1668 год
– Вставай, Джасс! Просыпайся!
Тихий, но твердый голос вырвал девочку из крепкого сна, как рыбак выхватывает рыбку из реки. От режущего света она зажмурила глаза и попыталась натянуть одеяло на голову.
– Перестань баловаться и вставай, – неумолимо приказали ей, и пришлось волей-неволей подчиниться. Чему-чему, а подчиняться ее научили лучше, чем всему остальному вместе взятому.
– Куда мы идем, леди Мора? – спросила шепотом девочка.
– Помолчи, там узнаешь, – шикнула на нее высокая худая женщина в темно-синем балахоне жрицы.
Они долго шли по узким коридорам, кое-где при тусклом свете свечных огарков, а иногда в кромешной тьме. И тогда девочка сильнее сжимала пальцы женщины, втягивая голову в плечи. Ладони ее взмокли от пота, а дыхание становилось частым и отрывистым. Она потеряла всякую ориентацию, но догадывалась, что они идут в запретную сакральную часть Ятсоунского храма, куда было позволено заходить далеко не каждой жрице. Во всяком случае, не малолетней послушнице, едва успевшей разучить десяток гимнов.
