— Если вы не возражаете, мисс Эплтон, я хотел бы уйти от аналогии с овцами. Это становится неприятным даже мне. Не хотите прогуляться?
Она в замешательстве покачала головой.
— С вами?… Зачем?
— На вас надеты платье и ботинки для прогулок. И я полагаю, вам хочется узнать мое мнение о леди Натали. Держите своего врага ближе… и все такое.
— Я уже знаю ваше мнение о ней.
Его брови взлетели вверх.
— Правда? Теперь я просто настаиваю на совместной прогулке. Я всегда с восторгом выслушиваю свое мнение из чужих уст.
Ханна серьезно посмотрела на него.
— Отлично, — сказала она. — Но сначала я отнесу чашку и…
— Оставьте.
— Здесь на столе? Нет, ведь кому–то придется убирать ее.
— Да. Этот кто–то называется «слуга». Тот, кто в отличие от вас, получает за это жалованье.
— Это вовсе не значит, что я должна нагружать кого–то дополнительной работой.
Не успела она взять чашку, как Боумен ее опередил.
— Я позабочусь об этом.
Глаза Ханны расширились, когда она увидела, как он беспечно шагнул к каменной балюстраде. Она ахнула, когда он поднял чашку над стеной и отпустил ее. Снизу послышался звон разбившегося фарфора.
— Ну, вот, — сказал он небрежно. — Проблема решена.
Ханна трижды открывала рот, прежде чем смогла заговорить.
— Почему вы сделали это? Мне было бы совсем несложно занести ее в дом!
Казалось, его позабавило ее изумление.
— А я–то считал, что вам понравится мое равнодушие к материальным благам.
Ханна уставилась на него, будто у него внезапно выросли рога.
— Я бы не назвала это равнодушием к материальным благам, скорее неуважением к ним. А это во всех отношениях так же плохо, как и придавать им слишком большое значение.
С лица Боумена исчезла улыбка, когда он понял, насколько она сердита.
— Мисс Эплтон, в Стоуни–Кросс–Мэнор имеется, по меньшей мере, десять других фарфоровых сервизов, и в каждом столько чашек, что их достаточно, чтобы напоить кофе весь Гэмпшир. Чашек здесь хватает.
–Это не имеет значения. Вы не должны были ее разбивать.
Боумен сардонически фыркнул.
— У вас всегда была такая страсть к фарфору, мисс Эплтон?
Без сомнения, он был самым несносным мужчиной, с которым она когда–либо сталкивалась.
— Уверена, вы сочтете неудавшейся вашу попытку позабавить меня бессмысленным разрушением.
— А я уверен, — гладко парировал он, — что вы используете это как предлог, чтобы избежать прогулки со мной.
Ханна на миг взглянула на него. Она знала, что раздражала его тем, что для нее была так важна утрата маленького фарфорового изделия, не имевшего никакого значения. Это был хамский поступок богача — преднамеренное уничтожение чего–либо безо всякой причины.
Боумен был прав, Ханна действительно испытывала желание отказаться от предложенной прогулки. С другой стороны, прохладный вызов в его глазах действительно задел ее. На краткий миг Рэйф стал похож на упрямого школьника, пойманного на шалости, и теперь ожидающего наказания.
— Вовсе нет, — возразила она ему. — Я все еще намерена идти с вами. Но мне бы хотелось, чтобы вы по дороге воздержались от разрушения чего–нибудь еще.
Она с удовлетворением заметила, что удивила его. В его лице что–то смягчилось, и он посмотрел на нее с разгорающимся интересом, вызвавшим в ней таинственный отклик.
— Больше бить ничего не буду, — пообещал он.
— Хорошо. — Она натянула на голову капюшон короткого плаща и первой прошествовала к лестнице, ведущей к садовым террасам.
В несколько широких шагов Боумен догнал ее.
— Возьмите мою руку, — предложил он. — Ступеньки могут быть скользкими.
Ханна колебалась перед тем, как взять его под руку. Ее ладонь без перчатки скользнула по его рукаву и она легко оперлась на его мускулистую руку. В своем желании не разбудить Натали, она совсем забыла про перчатки.
— А леди Натали была бы расстроена? — спросил Боумен.
— Из–за разбитой чашки? — Ханна на мгновение задумалась. — Не думаю. Она, вероятно, рассмеялась бы, чтобы польстить вам.
Он улыбнулся ей.
— Нет ничего плохого в том, чтобы польстить мне, мисс Эплтон. Лесть делает меня весьма счастливым и управляемым
— У меня нет ни малейшего желания управлять вами, мистер Боумен. Я вовсе не уверена, что вы стоите таких усилий.
С его лица исчезла улыбка, и челюсти окаменели, как будто Ханна коснулась больного места.
— Предоставим это леди Натали.
Они пробрались сквозь дыру в старой живой изгороди из тиса и пошли по гравийной дорожке. Аккуратно подстриженные кусты и деревья напоминали гигантские пирожные с глазурью. Из ближайшего леса доносились пронзительные крики поползней. Широко расправив крылья, низко над землей в поисках добычи пролетал лунь.
Хотя держаться за сильную, надежную руку Боумена было приятно, Ханна неохотно убрала свою ладонь.
— Теперь, — тихо спросил Боумен, — скажите, какое у меня, по–вашему, мнение о леди Натали.
— Не сомневаюсь, что она вам нравится. Думаю, вы готовы жениться на ней, потому что она отвечает вашим запросам. Очевидно, Натали облегчит вам дорогу в высшее общество, подарит светловолосых детишек и будет достаточно воспитанной, чтобы не замечать ваших похождений на сторону.
— Почему Вы так уверены, что я буду ходить налево? — спросил Боумен скорее с любопытством, чем с возмущением.
— Пока все, что я о вас знаю, подтверждает вашу неспособность хранить верность.
— Я смог бы хранить верность, но только особенной женщине.
— Нет, не смогли бы, — ответила она с абсолютной уверенностью. — Ваша верность или неверность не зависят от какой–то конкретной женщины. Они зависят только от вашего характера.
— Боже мой, вы слишком упрямы. Вы, должно быть, наводите ужас на всех мужчин, с которыми встречаетесь.
— У меня не так много знакомых мужчин.
— Это многое объясняет.
— Что именно?
— Почему вас раньше не целовали.
Ханна остановилась и резко развернулась к нему лицом.
— Откуда вы … как вы …?
— Чем больше у мужчины опыта, тем проще он распознает его отсутствие у других.
Они дошли до небольшой полянки, в центре которой располагался фонтан с русалкой, окруженный низкими каменными скамейками. Ханна взобралась на одну из них и медленно пошла по кругу, перепрыгивая с одной скамейки на другую.
