А знаете почему? Все дело в бороде.
Нельзя сказать, что население Нижнего Вашаншара отличалось редким законопослушанием. Так исторически сложилось, что среди гномов практически не было разбойников, убийц и обыкновенных воров, зато мздоимцы, контрабандисты, карточные шулеры, тайные ростовщики и казнокрады не переводились никогда. И государство должно было этих преступников карать, иначе зачем оно вообще нужно? Вот тут начинались затруднения. У людей Вольтурнеи, к примеру, принято было отрубать убийцам и разбойникам головы, а ворам – менее важные части тела. Люди Фавонии злодеев своих вешали за шею или ссылали в рудники да на галеры. Для гномов Нижнего Вашаншара эти варианты были неприемлемы. Потому что их нарушители закона никого не убивали – значит, и у них нельзя было отобрать жизнь, крови не проливали – значит, не должны были кровью расплачиваться. Галер в подгорном царстве, по понятным причинам, не строили, что же касается рудников… Гном под землей везде дома – какой смысл ссылать? Оставалось единственное – штрафные работы. Это считалось суровым наказанием: больше всего на свете гномы не любят работать задаром. Срок же этих работ устанавливался способом весьма своеобразным. Проштрафившемуся гному сначала измеряли длину бороды (уточним, что в Вашаншаре ни один гном не носил бороду короче чем до пояса), а потом отрубали от нее секирой кусок, длина которого соответствовала тяжести преступления: за взятку – одну пядь, за контрабанду – от двух до четырех, за махинации с векселями – и того больше, в зависимости от величины ущерба. И до тех пор, пока борода не подрастала до прежней длины, гном считался пораженным в правах и должен был искупать свою вину трудом.
Укороченная борода служила своего рода позорным клеймом, и были случаи, гномы руки на себя накладывали от такого стыда.
Ну а что же наш господин обергольдмастер Штоффенхальтерфалль? Так вот он, следуя моде фавонийского севера, БОРОДУ ВООБЩЕ НЕ НОСИЛ! Он ее БРИЛ! И не он один, кстати. Так поступало большинство гномов эренмаркской диаспоры. Так что путь на родину предков был им, сами понимаете, заказан. Нижнему Вашаншару пришлые преступники не нужны – своих хватает. Допустить же мысль, что кто-то из соплеменников мог сбрить бороду ДОБРОВОЛЬНО, следуя дурному человечьему обычаю, ни один вашаншарский ум был не в состоянии.
…Итак, на пороге маленькой ювелирной лавочки («А большая мне зачем, я же не телегами торгую, у меня товар благородный», – любил говаривать обергольдмастер, хотя на самом деле скупился платить аренду) Йоргена встретило низенькое, лысенькое и тщедушное существо, в котором он и гнома-то не сразу распознал. Одето существо было небогато: простой камзол мышиного цвета, фартук, нарукавники. Но на пальцах драгоценные перстни собственной работы, а на лысинке удивительная шапочка: изящная, кругленькая, малинового бархата, золотом расшитая, такими камнями украшенная, каких и на королевской короне нет – уж Йорген-то королевскую корону видел сто раз и в камнях смыслил кое-что, мог о таких вещах судить.
В общем, это был процветающий ювелир, пожалуй, лучший в Эренмарке. Ланцтрегер был доволен: не абы кого выбрал Дитмар для важного заказа, расстарался ради любимого брата. А «контролировать процесс» ему не пришлось: работа была готова! Чудесный медальон в форме овечки, тельце выполнено в технике перегородчатой эмали – золотые завитки на белом фоне, и на кончике каждого завитка вкраплен маленький бриллиантик, ими же инкрустирована мордочка целиком, глазки-сапфиры, ротик-рубин. Искуснейшая работа и удивительная точность. Йорген обладал исключительной памятью на зрительные образы, свойственной большинству нифлунгов, и поклясться был готов: его новое приобретение – неотличимая копия того медальона, что лежал на столе в кабинете господина ректора (скорее всего, ныне покойного). Даже его собственный набросок не был столь идеален и умышленно передавал натуру лишь в общих чертах, без акцента на мелочах (некоторые мастера не любят, когда заказчик полностью лишает их свободы творчества, а Йорген не любил никого огорчать). Изделие же господина Штоффенхальтерфалля соответствовало прототипу до последней детали! Как же такое могло получиться?
– В вашем эскизе я угадал известный медальон «Алмазный агнец» работы древнего альвийского мастера Акалира Лиинноаля и взял на себя дерзость выполнить его копию, – с полупоклоном заговорил ювелир, казалось, он услышал немой вопрос своего заказчика. – Надеюсь, ваша милость не разочарованы некоторыми расхождениями с вашим рисунком? Я работал по книге…
– Моя милость… в смысле я в восторге! Это будет самый лучший экземпляр моего собрания! – заявил Йорген и просиял так искренне, что сдержанный до чопорности обергольдмастер невольно улыбнулся в ответ. Приятно угодить заказчику, что там ни говори. Да и для самого обергольдмастера эта работа была важна – своего рода вызов в вечном соперничестве ювелиров Нидерталя и Вашаншара: способен ли гном повторить работу светлого альва? Это было делом чести.
С небывалым вдохновением трудился над заказом Штоффенхальтерфалль, душа пела, когда ковал и выколачивал, волочил, паял, шлифовал, эмалировал и инкрустировал… Живой рукой вышла работа, много раньше уговоренного срока – давно уже, с самого дня Сошествия с Небес, лежала готовая, хозяина ждала. А тот хоть и мальчишка совсем, да еще дурных темных кровей, но поди ж ты – оценил! Порадовал старого мастера!
Тут же, в лавке, Йорген купил легкую золотую цепь и повесил медальон на шею. Он решил свое новое сокровище в казарме не оставлять и вообще с ним не расставаться. Но, зная, что посторонним его увлечение может показаться несколько странным (что поделаешь, коллекционера может понять только коллекционер), он не стал оставлять медальон на виду, спрятал под рубашку – мало ли что там у него на шее болтается. Амулет и амулет, кому какое дело? Брату только и показал да другу Тииллу. А Легивару Черному – не стал, и напрасно. Не поскрытничай он – и целой череды неурядиц можно было бы избежать…
В то самое время, когда Йорген фон Раух посещал ювелира, Кальпурций Тиилл с Черным Легиваром совершали прогулку по столице. Веселой вдовушки Лизы Кнолль с ними уже не было – она приступила к новым своим обязанностям камеристки любимой фрейлины королевы Амалии фон Лерхе.
Девица эта пользовалась благосклонностью не только королевы. Временный начальник столичного гарнизона Ночной стражи лагенар Нидерталь был к ней весьма и весьма расположен. Она отвечала ему взаимным интересом, и дело шло к тому, что у Йоргена могла в скором времени появиться невестка.
Вот почему о личных нуждах фрейлины лагенар был неплохо осведомлен, и, когда Легивар завел разговор, что неплохо бы подыскать для его женщины место в столице – не мыкаться же ей бездомной по миру? – он тут же и подыскал. Буквально накануне Амалия отпустила замуж прежнюю свою камеристку и уже три дня мучилась непричесанная, жаловалась. Вот и разрешил Дитмар фон Раух две заботы разом – как раз в его духе.
Узнав о назначении, Лизхен радовалась как ребенок: хлопала в ладоши и чмокала в щеку каждого, кто оказывался рядом: Дитмара – благодетеля своего, Йоргена, Кальпурция, Легивара, стряпуху Лотту, с которой успела за день коротко сойтись и уже вовсю помогала по кухне, учила готовить курицу по-реоннски. И даже дворецкому Цимпелю перепала ее радость, хоть тот и не ждал.
