Предводители Вейра остались на ночь в Хонсю. Лесса время от времени заглядывала к Ф’лессану.
— Я никогда не умела заботиться о нем по-матерински, — тихо призналась Лесса Маноре, когда они присели рядом, выпить по кружке кла.
— Да разве ты должна была? — мягко проговорила Манора. — Ты полностью погрузилась в жизнь Вейра, занималась теми делами, которые могла сделать только ты, а другие женщины были просто счастливы позаботиться о нем. Это гораздо более разумный обычай, чем тот, что принят в холдах, госпожа Лесса, — прибавила она, — особенно для такого живого мальчишки, как Ф’лессан.
Ф’лар проводил время с Голант’ом и Зарант’ой или с Мнемент’ом и Рамот’ой на верхней террасе. Но в Хонсю отдыхало сегодня множество других драконов.
«Почему вы не у себя в вейрах, Мнемент’?»
«Мы ждем, пока не поправятся Голант’ и Зарант’а».
Ф’лара удивила почтительность, прозвучавшая в голосе бронзового дракона.
«Вы все?» — он указал на остальных драконов.
«Да». Казалось, этот короткий утвердительный ответ эхом разнесся по всей долине.
Конечно, драконы всегда переживали за своих собратьев, пострадавших от Нитей, но нынешнее проявление единства и сочувствия было чем-то из ряда вон выходящим.
«Зарант’а и Голант’ совершили необыкновенное. Мы ждем вместе с вами».
Ф’лар чувствовал себя необычайно комфортно, вот так вот молча сидя среди множества молчащих драконов, несших свое дежурство подле Зарант’ы и Голант’а. Такие моменты редко выдавались в его жизни.
Позднее к нему присоединилась Лесса и тихо посоветовала ему перекусить, пока она займет его место.
«Они спят. Им это нужно», — очень тихо проговорила Рамот’а, словно боялась, что даже такой обмен мыслями потревожит спящих.
«Расскажи мне еще раз, Рамот’а, как все случилось. С самого начала».
«Я больше ни о чем и не думала. Я буду говорить тихо. Все здесь знают, что произошло, и все же — они не знают. Я сама не уверена, что знаю».
Лесса кивнула: «Расскажи мне. Мы подумаем вместе».
«Я сплю. Я просыпаюсь от крика о помощи. Мнемент’ тоже просыпается. Голант’ в беде. Зарант’а зовет, боится за жизнь Голант’а. Она зовет всех. Всех, кого знает. Я попадаю туда первой, Мнемент’ — мгновением позже. Потом прилетают Хет’, Гадарет’, Монарт’, Рут’ и все остальные. Я вижу, как Зарант’а отрывает кошек от Голант’а, не касаясь их. Ее разум пылает, как огненный камень: я никогда не видела дракона в такой ярости. Я вижу, как она это делает. Голант’ тоже делает это. Рут’ учится быстро. Все, кто прилетел, научились. Мы убираем мохнатых тварей, которые убивают. Мы думаем только о том, чтобы убрать их. Мы это делаем. Ни одно существо никогда не нападало на дракона! — она помолчала. — Это не то же самое, что сжигать Нити в небе. Мне хорошо, когда Падение проходит и ни одна Нить не долетает до земли. Там было совсем другое. Я видела, как сзади бросаются мохнатые твари. Зарант’а поднимается высоко, в полный рост, чтобы отбить их грудью, — смелый поступок, самый смелый, какой только совершали зеленые, — но одна хочет прыгнуть на спину Голант’у, где ее удар мог бы отбить всадник, но всадника, чтобы защитить спину дракона, нет. Зверь не промахнется».
Рамот’а издала короткий рык.
«Голант’ говорит мне: время! Конечно, я знаю, как это сделать. И знаю, что он хочет сказать. Именно это он сделал у Рассветного Утеса. У нас очень мало времени. Зверь уже прыгает. Останавливать его слишком поздно. Но я могу изменить место, куда он приземлится. Достаточно, чтобы предотвратить удар. Когти не достигают цели. Проходят рядом».
«В этот момент ты спасла жизнь Голант’а, Рамот’а».
«На самом деле это Зарант’а спасла его жизнь».
Лесса слишком давно знала свою золотую королеву, чтобы пренебречь тем, что та недоговаривала.
«И потому, дорогая моя, золотое сердце моей жизни, ты ее чтишь».
«Она — хороший зеленый дракон. Я не думала, что буду учиться у зеленого дракона. Но я училась».
Лессу позабавило то, что источник новых знаний занимает мысли Рамот’ы гораздо больше, чем сами эти знания.
«Но, — продолжала Рамот’а, словно наконец примирилась с этим несоответствием, — сложное знание требует практики, чтобы такое можно было делать не только из страха и чтобы усовершенствовать способность двигать вещи».
Лесса обдумала сказанное.
«Но ты помнишь, как это делать?»
На мгновение в душе Лессы возникло опасение, что драконы способны на такое только перед лицом непосредственной опасности или смерти.
«Я предпочла бы, чтобы у меня было больше времени, чтобы я могла обдумать то, что произошло, Лесса моего сердца; но я помню, как это делать. Это мгновение живо в моей памяти. Я не забуду его до того часа, как перед моими глазами погаснет свет жизни».
Лесса не знала, как Игипс назвал бы проявление последней из экстраординарных способностей, которыми обладали драконы и файры. Какое применение нашел бы он их способностям в те времена, когда они изменяли орбиту
Алой Звезды? Как бы то ни было, они ее изменили. Имеет ли значение, каким способом это было сделано?
Нет, почему-то это было важно. Каждый дракон, греющийся сейчас на скалах Хонсю и на террасах вдоль реки — а вскоре и каждый дракон на Перне, — будет понимать, что он стал чем-то большим, чем был прежде.
«Практика?» — спросила Рамот’а.
Заседание Конклава в Телгар-холде 1.3.31
Наконец Ф’лар и Лесса уснули: им хотелось, если это будет возможным, отдохнуть перед предстоящим заседанием Конклава. Они отправились туда через Бенден, чтобы захватить необходимые заметки и переодеться в одежду, соответствующую случаю. Люди приветственно махали им руками, драконы трубили, но никто не задерживал и не расспрашивал их.
Хотя у Бенден-Вейра была на редкость весомая причина отложить заседание Конклава, еще более важные причины требовали, чтобы Конклав собрался в условленное время. Предстояло утвердить нового лорда-холдера Южного Болла, предводители Вейров должны были представить свои рекомендации (на которые, несомненно, серьезно повлиял вчерашний трагический случай, хотя это было еще рано выносить на обсуждение и рассмотрение), обсудить последнее нападение Очистителей на цех печатников — короче говоря, переносить заседание было крайне нежелательно, да, пожалуй, и невозможно. Сама Лесса также не могла пропустить его, несмотря на всю тревогу за здоровье раненых, оставшихся в Хонсю.
Ф’лессан находился в умелых руках мастера Кривеллана, под присмотром опытнейших целителей мастера Олдайва. Сам мастер-целитель также прилетел бы в Хонсю, если бы понадобилось его присутствие: Ф’лессану предстояло долго оправляться от ран, а целителям пришлось сделать не одну сложную операцию. Лесса, если бы ей пришло в голову остаться, годилась только на роль зрительницы — а к такой роли она не привыкла.
