— Я взываю к жизни. Жизнь — не грех.
Монах рассмеялся.
— Вы только послушайте его — старших учить вздумал! Жизнь — это возможность впасть в грех! Чем дольше она длится, тем больше зла налипает на душу, пока ты не рухнешь под этим бременем. Ты, чего доброго, еще скажешь мне, что магия — это то же самое, что чудеса!
— И скажу, — кивнул Джек. — В монастыре Святого Филиана чудеса случались каждый день, и никто и бровью не вел.
— Никакие это не чудеса, — отрезал отец Север. — Не чудеса, а богомерзкие мошенничества. Монахи грабили бедных и слабых, драли с них семь шкур. Будь я главой монастыря, уж я бы этих так называемых слуг Божьих привел к порядку. Упорный труд и пост пошли бы им куда как на пользу. — Отец Север поставил светильник на стол. — Будь добр, впредь — никакой магии. Мы будем пользоваться простым кремнем и кресалом.
Джек про себя считал, что рождение огня от кусочка металла и камня — по сути дела, та же магия. Но спорить мальчугану не хотелось. Отец Север изможден, обессилен, возможно, умирает. И, невзирая на всю свою сумрачную безысходность, в глубине души он и добр, и великодушен. Его почтение к «божьему миру как факту» недалеко ушло от бардовского почитания жизненной силы.
— Ты кувшин не наполнишь, паренек? — попросил отец Север.
Джек кинулся исполнять просьбу. Пробежал мимо Торгиль — та тут же проснулась — и мимо Пеги, что зарылась в солому, точно мышка: только макушка торчала.
Когда мальчуган вернулся с водой, отец Север уже расставлял на столе чашки и доски.
— Скоро придут пикты. — Монах невесело улыбнулся. — Иногда я определяю время по бурчанию в животе.
— А зачем они вообще здесь, эти пикты? — спросил Джек. — По-моему, они не рабы.
— Они околдованы, — объяснил отец Север. — Давным-давно, когда миром правили римляне, пикты подпали под власть чар дивного народа. Это не обычные пикты, это древние: они отвернулись от божьего мира. Они не женятся и не выходят замуж. Смертные женщины для них недостаточно хороши.
— Но если у них нет детей, — недоуменно переспросил Джек, — почему они до сих пор не вымерли?
— Ты не понимаешь. Это те же самые люди, что сражались с римлянами и бежали в полые холмы. Они не стареют — кроме как в те редкие моменты, когда ненадолго выбираются в Срединный мир.
— И… сколько же им лет?
— Сотни и сотни, — отвечал отец Север. — Не завидуй им. Долгая жизнь не прибавила им мудрости. Они лишь глубже погрязли в грехе.
При мысли о подобной временной бездне Джек похолодел. Мальчугану и год-то казался бесконечным. Неделя и то тянется невыносимо долго, если ждешь чего-то с нетерпением. Из темноты, почесывая голову, появилась Пега, за ней — Торгиль с Брутом. Отец Суэйн по-прежнему прятался в своем углу.
— Я Гутлака не слышу. Это значит, уже утро? — спросила, позевывая, Пега.
— Ты права, — подтвердил отец Север. — Перед тем как принести еду, пикты выводят его на прогулку. Иначе очень трудно войти и выйти.
Послышались голоса и звук отпираемой двери. Брюд вошел первым, освещая путь факелом. Прочие пикты внесли хлеб, сыр, яблоки и жареных голубей — самых обыкновенных, с двумя лапками. Обнаружив спящего в углу отца Суэйна, Брюд склонился над ним и прошептал: «Убба-убба».
— Что? Что такое? Спасите, помогите! — завизжал священник, вскакивая на ноги.
Пикты так и покатились со смеху.
— Ты пошшшел, — прогудел Бруд, маня пальцем Брута.
— Нет уж, спасибочки, — фыркнул раб.
— Госпооооожа трррребует тебя.
— А! Так бы сразу и сказал. — Брут стряхнул с одежды солому, пригладил пальцами волосы. — Долг зовет, — объяснил он Джеку.
— Что еще за долг? — сощурился Джек.
— Ну как же — развлекать Нимуэ. Она, верно, упросила Партолис простить меня.
— Ты нас бросаешь? — вознегодовал Джек.
Он ушам своим не верил: раб, не задумываясь, готов покинуть своих друзей, будто так и надо!
— Приходится — вы ведь хотите вернуть воду в Дин-Гуарди. — И Брут вышел за двери, насвистывая сквозь зубы вопиюще развеселый мотивчик.
«А почему ж ты до сих пор воду не вернул?» — так и вертелось на языке у Джека, да только он знал ответ.
Негодяй отлично проводит время в Эльфландии, куда ему торопиться-то?
Пикты захлопнули за собою дверь.
— Ведьмино отродье, — буркнул отец Суэйн, накладывая на свою доску побольше еды.
Вместе с Брутом из подземелья ушла радость. Джек мог сколько угодно досадовать на бывшего раба, но его непринужденное обаяние всем поднимало настроение. Завтрак в темнице в обществе мрачного монаха и полоумного аббата оказался заменой не из лучших. Вскорости с прогулки привели Гутлака («Убба-убба»), и отец Суэйн вновь забился в свой темный угол, прихватив с собою и снедь.
Джек, Пега и Торгиль поведали отцу Северу о своих приключениях. Монах наполнил «водяные часы» — и слушал рассказ, пока чаша не опустела.
— Довольно, — приказал он, поднимая руку. — Во всем необходимо соблюдать очередность. Иначе время потянется слишком медленно. Вот я, например, люблю перемежать молитву благочестивыми размышлениями о грехе; но вам недостает дисциплины. Юным идет на пользу работа.
— И много ли работы здесь сыщется? — возразила Пега, обводя взглядом обширное, пустое помещение.
— Да сколько угодно! — с жаром воскликнул отец Север. — Можно подметать пол, мыть посуду, выбирать из соломы блох, измерять пол ладонями…
— Измерять пол? — удивилась Торгиль. — Что в том пользы?
— Польза велика: вы не будете сидеть без дела. Неважно, есть в работе прок или нет; важно, чтобы выполнялась она с должным смирением и любовью к Господу.
— Хель! — пробурчала под нос Торгиль, выругавшись именем богини, чьи ледяные чертоги отведены для клятвопреступников.
— Именно, — откликнулся отец Север. — У вас — чертоги Хель, у нас — ад; как раз об аде я и беспокоюсь. Насмотрелся я, что происходит с монахами, у которых слишком много свободного времени. Иные становятся развратными и злобными, другие сходят с ума.
И он кивнул в сторону темного угла, где отец Суэйн, причмокивая, высасывал мозг из голубиных косточек.
«Интересно, это одержимость мелким или крупным бесом?» — подумал Джек, подавляя смешок.
— Уверяю тебя, все очень серьезно, — нахмурился отец Север. — Возможно, мы тут заперты на долгие годы. Или, скорее, вы. Мне-то уж немного осталось.
— Да, господин, — кивнул мальчик.
В перерыве между работой дети рассказывали истории, разминались, разгадывали загадки — отец Север знал их бессчетное множество. А еще он учил их латинским словам и странной магии под названием «математика». Шесть раз на дню он созывал их на молитву; одна лишь Торгиль объявила, что поклоняться богу рабов — ниже ее достоинства.
