Малоновгородцы тут же заворотили коней к перелеску. Им не надо было приказывать дважды: печенеги научили осторожности. Почин поскакал с ними, подстегивая плетью тощих лошаденок, тащивших повозки.
Только Медвянка, сидевшая на коне Явора, не тронулась с места. По лицу Явора она видела, что встреча предстоит не простая, даже опасная, может быть. Сама Медвянка не испугалась по-настоящему — ведь эта земля находилась под защитой укрепленных валов. В ее тревоге было больше любопытства — такого ей еще не приходилось переживать. И только суровое лицо Явора напугало ее, но ей совсем не хотелось в рощу. Пусть здесь опасно — она предпочла бы быть ближе к опасности, но рядом с Явором.
— И ты давай! — бросил ей Явор и стал быстро отвязывать ремень запасного коня. Вспомнив о Медвянке, он нахмурился. Вот как Встрешник дураков учит — ведь знал, что не надо брать ее с собой! А теперь присутствие девушки добавляло ему лишнего беспокойства, и Явор сердился на себя, что поддался ее безрассудному желанию.
— Нет, я с тобой! — протестующе вскрикнула Медвянка.
— Дома у батьки рядись, а тут делай, что сказал! — сурово отрезал Явор, едва глянув на нее. Одним махом он снял Медвянку со своего седла и пересадил на спину неоседланного запасного коня, не опустив ее даже к земле. Медвянка ахнула и поспешно вцепилась в гриву, чтобы не упасть, изумленная силой и стремительностью этого перемещения. А Явор хлопнул коня по шее, посылая его вперед. Конь послушно понес Медвянку к опушке перелеска, вслед за ускакавшими малоновгородцами. Она только и успела, что беспомощно оглянуться на Явора. Его суровый окрик окончательно убедил ее, что начинается какое-то серьезное дело, в котором она ничего не понимает, и лучше ей слушаться.
До перелеска было едва полперестрела, и скоро малоновгородцы и Медвянка оказались в тени его деревьев. К травеню густая зелень разрослась и надежно укрывала от случайного взора. Почин завел женщин и стариков подальше в заросли и велел сидеть тихо. В таком приказании не было нужды: на всю жизнь напуганные печенегами, малоновгородцы были не шумнее мышей и даже дети, не крича и не плача, прятали лица в подолах женщин, сжимались в комочек, желая стать еще меньше, чем были. А Медвянка, покрепче запахнувшись в отцовский плащ, осталась возле самой опушки и наблюдала за Явором, прячась за деревом. Почин и молодой малоновгородский староста с охотничьим луком в руках укрывались возле нее.
Даже не провожая Медвянку глазами, Явор тут же вскочил в седло, расстегнул и сбросил с плеч плащ.
— Брони одевать! — велел он своим гридям и сам стал развязывать кожаную сумку на седле, в которой вез кольчугу.
Натянув кольчуги, гриди быстро проверили тетивы на луках — недаром Явор велел натянуть их еще утром, перед выездом из городища, — отворили тулы, но прикрыли их полами плащей. Не мешало предупредить встречных о своей готовности к защите, но колоть им глаза чересчур воинственным видом было излишним. Оправляя кольчугу, Явор кивком подозвал к себе Изрочена — одолженного тысяцким кметя, который понимал по-печенежски и мог объясняться с хазарами. Изрочен подъехал и встал рядом с Явором, чуть позади его правого плеча.
Из-за оконечности лощины показался первый всадник. Наткнувшись взглядом на вооруженный русский отряд, он тут же повернул коня и снова скрылся. Явор ждал. Три повозки мешали хазарам ехать по лощине, убежать с товаром они тоже не могли, так что деваться им было некуда.
Вскоре после первого показалось еще три всадника. Выехав из-за деревьев, они придержали коней, разглядывая Явора и его гридей, поджидая своих отставших. Спорыш не ошибся — это были хазары. Все на Киевщине знали эти скуластые смуглые лица, округлые, как спелые тыквы, безбородые, с редкими черными усами. У всех троих головы были обриты, а с затылка свешивался клок волос, у одного заплетенный в косу. Этот хазарский обычай когда-то был перенят частью Святославовой дружины и даже им самим, но теперь на Руси забылся.
Хазары тоже были встревожены нежданной встречей — все трое держали луки, колчаны на правом бедре у них были открыты.
Явор ждал, обеими руками взяв поводья, показывая, что не держится за оружие. Кто бы это ни был, Явор не собирался завязывать ненужную схватку. А из-за деревьев лощины выскакивали все новые и новые всадники, их уже набралось полтора, два десятка, выехали со скрипом три крытые повозки на огромных деревянных колесах. Перед повозками скакал на хорошем коне человек, в котором Явор определил хозяина. Купцу было лет сорок с лишним, его круглое толстое лицо блестело от жира и пота, как начищенное медное блюдо, а желтый халат с зеленой полосой вдоль полы придавал ему полное сходство с тыквой. Явор разглядел крупный нос, толстые губы с жидкими черными усами — то ли хазарин, то ли хазарский иудей.
Махнув рукой своим людям, чтобы они оставались на месте, купец направил коня к Явору, тоже отличив в нем старшего. Солнце смотрело ему прямо в лицо, и от этого хазарин еще больше щурил свои узкие глаза без ресниц, — странно, как он вообще умудрялся что-то видеть. Приблизившись шага на три, хазарин поклонился, не сходя с коня.
— Пусть бог всемогущий даст тебе здоровья и удачи во всех твоих делах! — по-русски заговорил хазарин, и слова легко слетали с его языка — видно, он торговал в русской земле много лет.
— Помогай твой бог и тебе, человече! — ответил Явор. — Откуда? Кто такой?
— Мое имя — Соломон, я торговал в Киеве и Любече, а теперь путь мой лежит к морю Черному, — с готовностью ответил хазарин. Его узкие глаза скользили то по лицу Явора, то по его оружию, воровато, но споро пересчитали гридей у него за спиной.
— Не заблудились ли? — спросил Явор. Он смотрел только на купца, будто не замечая его дружины, — знал, что за хазарами присмотрит Изрочен. — К морю-то честные гости правят по дорогам, через Треполь. Как же тебя Попутник в чисто поле завел?
Хазарин тихо засмеялся, замялся, заерзал в седле. Явор уже знал его ответ. При проезде через княжеские города приходилось платить мыто, и редкий купец, особенно из хитроумных хазарских иудеев, не искал способа избежать расхода. Одним из этих способов был проезд в обход княжеских городов. «Знают, Кощеевы дети, про Мал Новгород! — мелькнула у Явора досадливая мысль. — Открыта им дорога безо всякого мыта! Как крысы, так и шныряют! »
— О, бог дал тебе глаза орла — они видят и вдаль, и вглубь! — с хитроватым почтением сказал хазарин. — Ты понимаешь мою беду: каган Владимир берет так много мыта с бедных торговых гостей!
Хазарин горестно вздохнул и развел руками. Почти на каждом из жирных пальцев сидело, как вросло, по золотому перстню, иные с самоцветными камнями.
— Аи, беден ты воистину, Соломоне, плохи твои дела! — насмешливо сказал Явор. — То-то у тебя товару всего ничего, а людей много ведешь!
— У меня немного товара, но это дорогой товар! — доверительно склонясь в сторону Явора, ответил хазарин. — Ежели бог привел тебя на мою дорогу, значит, мне придется уплатить мыто. Я заплачу тебе как положено, ты отдашь мытникам кагана… — Купец многозначительно помолчал, имея в виду, что с его серебром Явор волен поступить как угодно, и добавил: — А чтобы ты знал мою дружбу, я подарю тебе перстень. Только не будь строг к бедному Соломону, не говори про него худа мытникам!
