Ползком Галченя добрался до начала деревянного сруба. В колодце не виднелось даже отблеска света: то ли купец не зажег свечку, то ли уже ушел далеко вперед. Но Галчене сейчас было приятнее остаться совсем одному, чем быть рядом с купцом-оборотнем. Сначала он был так возмущен, что даже теснота, духота и тьма подземного хода не пугали, он их просто не замечал. Но чем глубже заходил он под землю, тем теснее смыкался вокруг него душный мрак. Осторожно Галченя двигался вдоль стены сруба, задевая головой низкий потолок. Взор его терялся в темноте, ему казалось, что он ослеп.
Никогда еще он не бывал в такой полной темноте, без малейших проблесков света. Он шатал медленно, стараясь собраться с духом, но здесь не было ни времени, ни пространства, словно он вовсе умер. Постепенно возмущение его сменилось растерянностью, жутко было в этой темной пустоте. Галченя не мог уже думать ни о спасении девушек, ни о наказании купцов, а хотел только снова оказаться на просторе, вдыхать воздух и видеть над собой небо. Он старался идти быстрее, но ноги не шли. Это напоминало страшный сон, и ходу этому, казалось, никогда не будет конца.
Рука Галчени, ползущая по стене сруба, вдруг сорвалась в пустоту. Сначала он испугался, а потом бурно обрадовался, сообразив, что это кончился положенный на бок колодец. Но почему наверху не видно света, почему не поднята крышка — ведь Ярун уже давно должен был дойти до места и его должны ждать? Помня, что здесь начинаются ступеньки вверх, Галченя выбрался из лежачего сруба и стал шарить по стенам. И вдруг тяжелый удар обрушился сверху на его голову, и сознание пугливо отскочило назад, в темноту.
* * *
На другое утро Иоанн рано утром зашел навестить Явора. Тот уже не лежал, а сидел на своей лавке, а Медвянка бережно расчесывала ему волосы своим красивым резным гребнем. На вошедшего Иоанна она посмотрела с неудовольствием, боясь вреда от его темных глаз.
— Добрый день вам! — приветливо сказал священник. — Как здоровье твое, Яворе?
— Спасибо Макоши, крепнет он не по дням, а по часам, — ответила за Явора Медвянка. Рана на его лице почти зажила, и ему уже не было больно говорить, но Медвянка и теперь, всякий раз как могла, старалась отвечать за него, чтобы избавить его от лишних усилий. Не удержавшись, она добавила: — А все Обережа — ему богами великая мудрость дана. Коли придется, так он и мертвого поднимет.
— Это Бог наш милостивый о Яворе заботится, — спокойно возразил священник. Он не удивлялся и не досадовал на ее слова, зная по опыту, что дорога к праведной вере нелегка. — Я же вам толковал — пострадал Явор за свой город и за правую веру. За это Бог жизнь ему сохранил и здоровье возвращает. А что делается сие руками волхва-невежды, так и в этом великая Божия милость является…
— А почему же тогда твой бог Явора от раны не уберег? — спросила Медвянка, обидевшись за Обе-режу и за своего жениха.
— Бог посылает нам испытания в земном пути. И орда эта — кара вам за слабость веры.
— Какой он злой, твой бог! Силой хочет заставить ему кланяться! — воскликнула Медвянка. Такая жестокость греческого бога казалась ей совсем непонятной. Боги должны защищать те племена, которые им поклоняются, а бог Иоанна сам вредит и насылает беды. И ладно бы, если бы он требовал жертв, — но он ничего не требует, и непонятно, каким образом можно его ублаготворить.
— Как умный отец наказывает дитя для его же пользы, — терпеливо разъяснял Иоанн.
Но Медвянка отвернулась, не желая слушать.
В гридницу вошла Сияна и сразу устремилась к Медвянке и Явору. Иоанн остался сидеть один. Он был задумчив и хмур. Ночь он почти не спал, провожая посланцев в печенежский стан и поджидая их обратно. Но купец вернулся один, объяснив, что парень передумал возвращаться и остается в орде, среди соплеменников. Мол, сам Родоманов сын звал его в свою дружину, сулит серебряный пояс, почет и жену в придачу. В пересказе Яруна все выглядело очень убедительно, и на душе у Иоанна было смутно от мысли, что он невольно помог совершиться предательству.
Занятый этими раздумьями, Иоанн не сразу заметил, что к нему обращается боярышня.
— Ты о чем так задумался? — спрашивала его Сияна, осторожно трогая за рукав черного одеяния. — Молишься? Вот что, я еще прежде тебя попросить хотела: обучи меня такой молитве, чтобы Явор поскорее выздоровел!
— Изволь. — Иоанн прогнал тревожные мысли и обернулся к ней. — «Владыко-Вседержителю, Свя-тый Царю, молимся тебе, Боже наш, раба твоего Явора… » Нет, каким именем его крестили-то?
— Откуда же мне знать? Его все Явором зовут, как Ратибор нарек. А теперь у него другое еще имя есть — Межамир.
Не знал этого и сам Явор.
— У Ведислава бы спросить, — сказал он. — Нас с ним вместе крестили, одному святому мужу посвятили, и имя у нас одно. Он-то, верно, помнит.
— Ладно, слушай дальше, Господь своих рабов разберет, — решил Иоанн. — «Раба Твоего немоществующего посети милостию Твоей, прости ему всякое прегрешение вольное и невольное… »
— Постой, — Сияна тронула Иоанна на рукав. — Это что-то не про то. Речь о здоровье, а молитва твоя о прощении.
Обилие непонятных слов сбило ее с толку, она уже старалась не запомнить, так хоть что-то понять. Бог Иисус живет так высоко, и такие трудные заклятья ограждают его!
— Так прощение и есть здоровье! — терпеливо пояснил священник. — Без духовного очищения не придет выздоровление телесное. Ибо душа важнейшее в человеке. Уразумела? Болезнь есть наказание от Бога за грехи, а как выздоровел хворый — стало быть, простил его Господь.
Сияна слушала, сдвинув мягкие брови от честного усилия вникнуть в смысл. Явор в ее глазах не имел никакой вины, так что же Бог должен ему прощать? Что печенега живым отпустил?
— А еще хорошо поставить свечу перед образом святым, — продолжал Иоанн.
Сияна согласно кивнула. Сама она не видела жертвенных костров, но немало слышала о них. Старые дружинники отца, бывавшие в Новгороде до его крещения, рассказывали ей о восьми неугасимых кострах, окружавших идол Перуна. Огонь — священная стихия, самый громкий голос от земли к небесам.
— А как это сделать? — спросила Сияна.
— Да хоть сейчас идем. Я тебя научу. Услышав их разговор, Зайка оставила в покое большого воеводского пса, с которым сидела в углу, вскочила и побежала за боярышней. «Ставить Богу свечку» — этого она еще не видела. А куда ее ставить? А она красиво будет гореть?
Идти было недалеко — церковь стояла поблизости от воеводского двора. Выстроенная пять лет назад деревянная церковь Апостолов не имела каменной резьбы, цветного мрамора и золоченых куполов, как киевская Десятинная церковь, но общим обликом напоминала ее. Была в ней стройность и устремленность ввысь, непривычная и удивительная в глазах жителей полуземлянок.
Иоанн отпер дверь, пропустил Сияну внутрь и зажег свечу. Зайка скользнула следом, с боязливым любопытством озираясь в полумраке. В свете дня, льющемся из узких окон, на передней стене были видны две доски с серебряными краями, а с этих досок смотрели лики двух бородатых мужчин.
