– Да. Ирма Новак, если это имя о чем-то вам говорит.
Ни о чем. Это имя не говорит мне ни о чем. Один ноль в
пользу Бланшара. Хотя… Кой черт «один ноль», недомерок накидал мне в корзину
массу сухих мячей, счет становится угрожающим – и я не вижу никакой возможности
размочить его.
Никакого просвета.
– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером. Больше мне
нечего добавить.
– Стоит ли упорствовать, мсье Кутарба? – в голосе
Бланшара появляются лживые нотки отца-исповедника. – Вас никто не обвиняет
в убийстве.
– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером.
– Но если вы будете опровергать очевидное, то у
следствия могут возникнуть подозрения…
– Я не виделся с Мари-Кристин тем вечером.
– Хорошо, оставим эту тему. Какой фильм вы смотрели?
– Не понял?
– Вы сказали, что перед тем, как заснуть, смотрели
фильм. Какой?
– Это имеет значение?
– Нет, но… Просто интересно.
– Не помню. Сунул первую попавшуюся кассету… Не помню.
Что-то совсем уж легкое… Да, определенно, это была комедия.
Вот черт, я впервые солгал Бланшару. Не утаил часть
сомнительных фактов, не ушел от ответа – откровенно солгал. Первой попавшейся
кассетой был «Диллинджер мертв». Первой – и последней, потому, что никаких
других в наличии не имеется. «Диллинджер» – единственный фильм, который я
смотрю. Нет, не так.
«Диллинджер» – единственный фильм, который я вижу.
Время экспериментов с Диллинджером прошло, я убил на них
целый год, я избороздил вдоль и поперек все парижские киношки. И не только
парижские, корешков от билетов с лихвой хватило бы, чтобы заполнить рюкзак
Анук. Я ходил и на дневные сеансы, и на вечерние, я ходил на дешевое порно и на
высоколобые авторские ретроспективы, на американские блокбастеры, японские
мультяшки, скандинавскую документалистику и немецкий научпоп, – без толку,
миссия невыполнима, я вижу только «Dillinger E'Morto». Я знаю этот идиотский
фильм наизусть, в нем, как обычно, ничего нового не происходит. В нем вообще
мало что происходит, даже два ленивых выстрела сквозь подушку в финале и
следующее за ними – такое же ленивое и необязательное – убийство смотрятся
блекло, ты бы не порадовался этому делу, Бланшар. Да что там, ты бы всех собак
на него свесил… Последовательность кадров тоже не меняется, как не меняется
физиономия Мишеля Пикколи
[6]
, сомнительного героя «Диллинджера».
Если уж на то пошло, я предпочел бы пялиться на Одри Хепберн или Фанни Ардан,
женские лица привлекают меня куда больше, но я обречен на лысоватого буржуа с
повадками шеф-повара недорого ресторана. Последовательность, мать их, кадров не
меняется; хронометраж незыблем и выверен раз и навсегда: на шестнадцатой минуте
в шкафу находится старый револьвер. Револьвер завернут в документально
подтвержденную смерть Джорджа Герберта Диллинджера (газета с фотографиями и
короткий натурфильм на ту же тему прилагаются). На чистку адской машинки уходит
еще тридцать пять минут экранного времени – с перерывами на приготовление
ужина, просмотр запиленной в хлам любительской кинободяги и снование по
комнатам. Выкупанный в красной аэрозоли и раскрашенный белыми точками (надо же
хоть чем-то занять себя до убийства!) револьверчик выглядит по-детски
безопасно, но только до семьдесят пятой минуты, когда из того же шкафа
извлекаются патроны, числом 11. В барабан перекочевывают шесть, но для убийства
сквозь подушку хватит и двух…
О, ты бы не порадовался этому делу, Бланшар! Его восемьдесят
первой минуте, когда лысоватый буржуа наконец-то грохает свою нажравшуюся
снотворного жену. Привлекательную, безнадежно блондинистую цыпочку с тремя
репликами в начале. Три реплики и случайно найденный револьвер – достаточный
повод, не правда ли? Что скажешь, Бланшар?..
Я ненавижу этот фильм, потому что не могу избавиться от
него.
Я точно знаю – я никогда от него не избавлюсь.
Смириться с этим трудно, почти так же трудно, как с ночными
кошмарами, которые исправно поставляет мне Анук. Но ночные кошмары разнообразны
и – в какой-то мере – поэтичны; они полны тайных знаков, которые я забываю,
стоит мне только открыть глаза.
Впрочем, коротышке-полицейскому совершенно необязательно
знать об этом.
– …Я тоже люблю комедии.
– Надо же, какое совпадение, Бланшар…
– …но терпеть не могу, когда их ломают в жизни. Сдается
мне, именно этим вы сейчас и занимаетесь, мсье Кутарба.
Никакой угрозы в голосе – напротив, тонкие губы недомерка
снова разъезжаются в дружелюбной улыбке.
– Тело мадам Сават было найдено следующим утром, в том
самом магазинчике, от которого вы с ней отъехали накануне…
– Я не виделся с мадам…
– Тело было найдено следующим утром. Рабочими, которые
занимались чистовой отделкой помещений. Вы видели его?
– Тело?
– Да.
– Меня пригласили для опознания.
– Вас нашли только к вечеру. До этого ни один ваш
телефон не отвечал.
– Я рано уехал из дома. У меня были дела.
– Встреча с мадам в десять утра? Не так ли?
Проклятье!..
– Я должен был подъехать к гостинице в десять…
– Но вас там не было. Во всяком случае, портье вас не
видел. Никто не спрашивал мадам Сават тем утром.
– Да-да…
– Никто не звонил ей в номер.
– Разве я сказал, что звонил ей? Я хотел… Хотел
позвонить, предупредить, что не успеваю к десяти. Перенести встречу…
– Что же не позвонили?
– У меня села трубка. Аккумулятор разрядился.
– С утра пораньше? – Бланшар смотрит на меня с
сочувствием.
– Забыл поставить телефон на зарядку. Такое случается.
– При вашем успешном бизнесе? Такие проколы исключены.
Тем более у вас имеется автомобильный аккумулятор. Он всегда лежит в бардачке,
не так ли?
Проклятье!..
– Откуда вы знаете про автомобильный аккумулятор?
– Знаю. Вы нервничаете, мсье Кутарба? Вы очень
впечатлительный человек…
– Я не имею никакого отношения к смерти Мари-Кристин.
– В это все труднее поверить, уж простите. Так какие же
срочные дела заставили вас отложить встречу с патронессой?
– Вы обвиняете меня в убийстве?
Полицейская скотина снова принимается выстукивать пальцами
по столу.
– Я не обвиняю вас в убийстве. Я просто хочу получить
вразумительные ответы на простые вопросы. Это так сложно?
