– И за три с половиной года не составили о нем никакого
представления?
– Мы виделись только на показах. Так что вам лучше
навести о нем справки не у меня.
– У вас ведь были м-м-м… трения?
– Никаких. Говорю же, мы не общались.
– У меня прямо противоположные сведения.
– …Ну хорошо… Один раз мы набили друг другу морды. Это
можно считать трениями?
– И что же послужило поводом?
– Мне бы не хотелось об этом распространяться. Видите
этот шрам? Вот здесь, над бровью… Его рук дело. Его поганых рук. Больше я вам
ничего не скажу. Поищите других. Тех, кто хорошо его знал.
– Те, кто хорошо его знал, – мертвы. Вот в чем
дело. Что вы пьете?
– Виски. Все те, кто хорошо нас знает, как правило,
мертвы, инспектор.
– Вы полагаете?
– Жить с этим знанием уж точно невозможно… Человеческая
природа – вещь неприятная, если не сказать – отвратительная.
– Пожалуй, я тоже выпью.
– Вообще-то, мне он даже нравился.
– Кто?
– Ги.
– Драка произошла именно по этой причине?
– Вы не поняли. Если я гей, это не значит, что я готов
пристроиться к каждой мало-мальски привлекательной заднице. Я любил Азиза.
– Нуда…
– Знаю, что вы подумали. Все так думают. Азиз никогда
не платил мне за любовь, запомните это, инспектор. Зарубите на носу.
– У вас квартира на улице Лафитт. В девятом округе.
– Да. Рядом с бульваром Итальянцев…
– А до этого?
– Намекаете на то, что до этого я жил в вонючих
меблирашках в двадцатом? Об этом меня тоже спрашивали, и больше, чем сказал, я
уже не скажу.
– А ваш друг Энрике оказался более разговорчивым.
– Это какой Энрике?
– Энрике Пинёро. Ваш друг.
– Рики-морячок? Вы и его откопали? Странно, что он не
сдох прежде, чем вы его откопали… Никакой он мне не друг, самая обыкновенная
дешевка. Продажная девка – Рики-морячок. Два члена в жопе для него не предел,
уж поверьте.
– Каков же предел?
– Рики – беспредельщик. Мог засосать в свою задницу
пол-Парижа. Я думаю, ему это удалось… С души воротит. Знаете, мне иногда
кажется, что весь мир – это задница Рики-морячка. У вас ведь тоже есть свой
Рики-морячок, а, инспектор? У каждого есть свой Рики-морячок…
– Вы перебрали, Ули.
– Туфта. Так что вам назудела эта шлюха?
– Вы ведь какое-то время жили вместе…
– Снимали в складчину один отстойник. Две комнатушки и
кухня, горячей водой и не пахло, как-то раз мне в ухо залез таракан. Вот и все
воспоминания.
– Так уж и все…
– Есть еще кое-что. У этой шлюхи Рики вечно не было
денег. Или он говорил, что не было. Тратил башли на шоколад, дурь и краску для
волос. Черный – его натуральный цвет, а Рики всегда хотелось быть блондином.
Это была его идея фикс. Черные корни его раздражали. Просто сума сводили. Так
что свою долю за квартиру он зажимал. Сука.
– Где вы познакомились с Азизом Мустаки?
– Вы ведь знаете – где. Раз уж трясете передо мной
штанами Рики-морячка…
– В Булонском лесу, не так ли?
– Да. Тринадцатого ноября, четыре года назад. Азиз меня
снял. Он часто там бывал… До того, как мы познакомились.
– А говорите, что мсье Мустаки не платил вам за любовь.
– Он заплатил один-единственный раз. Самый первый. И не
так, чтобы очень щедро.
– По таксе?
– Если вам наплел об этом Рики, то вы должны знать, что
эти деньги я отдал ему.
– Я знаю. Зачем вы отдали деньги Рики?
– Мне трудно объяснить. Просто… Мы встретились не в то
время, не в том месте. Если бы все оказалось по-другому… Мне было стыдно. Я не
хотел этих денег. Мне было стыдно.
– Перед кем?
– Перед Азизом. За то, чем я занимался… Но тогда он
представился как Жильбер. В нашу первую встречу, я имею ввиду.
– А вы?
– Рет. Я просил называть меня Ретом. Меня все звали
Ретом.
– Рет Батлер. «Унесенные ветром», так?
– Он и об этом вам настучал, Рики… Мне всегда нравились
«Унесенные ветром», всегда, сколько я себя помню. Мне всегда нравился Кларк
Гейбл. Теперь он на небесах. И Азиз на небесах…
– Ретом вас звали и в Кельне. Вы ведь там начали
заниматься проституцией, правда? Сколько вам было? Семнадцать?
– Шестнадцать без двух месяцев.
– Тяжелое детство?
– У меня было счастливое детство. Относительно.
– Правда?
– Однажды я убил кошку. А потом зажарил ее у портовых
складов. Снял шкуру, это оказалось легче, чем я думал, – и зажарил. У меня
было счастливое детство. И мне всегда нравились мужчины. Моего первого мужчину
звали Душан. Он-то и был похож на Рета Батлера, только усов не носил. Я очень
его любил.
– Почему вы перебрались в Париж?
– Я искал Душана.
– Он был парижанин?
– Вряд ли. Французом он не был точно, скорее –
славянином. Но тогда мне казалось, что если мы и встретимся еще когда-нибудь,
то это обязательно будет Париж. Все всегда встречаются в Париже, разве вы не
знаете?..
– Вы встретились?
– Нет. В этом дерьмовом городе встретить Душана
невозможно, в нем натыкаешься только на Рики-морячков…
– Вы сказали Пинеро, что у вас был странный секс с
одним арабом. Вы имели в виду первую встречу с мсье Мустаки. Что означает
словосочетание «странный секс»?
– А разве Рики вам не пояснил?
– Что оно означает?
– Странный секс – это просто разговор. Мы не трахались
в первую нашу встречу. Мы просто разговаривали. Сидели в его машине и
разговаривали.
– И все?
– И все. Странно, правда?
– И о чем же вы разговаривали?
– Обо всем. Я рассказал ему о Душане. И о кошке.
– А он?
– А он – о том, что родился шестипалым. Потом он
показал мне шрам на предплечье. Забавный шрам в виде мальтийского креста.
Сказал, что у него на теле есть еще один шрам. Ион тоже похож…
– На что?
– Этого я вам не скажу.
– Зато я скажу. Еще один шрам под левой грудью. Очень
напоминающий диагональный крест, так называемый крест святого Андрея. Около
двенадцати сантиметров длиной.
