– Пятнадцать. Уже пятнадцать.
– Солидно.
– Вчера я как раз получила авторские экземпляры
последней. Хотите взглянуть?
То, что Анна называет авторскими экземплярами: три стопки в
плотной оберточной бумаге, стоящие друг на друге, странно, что я не заметил их
раньше. Верхняя стопка распакована, бумага не аккуратно разрезана, а разорвана,
как будто Анне не терпелось взглянуть на готовый полиграфический продукт, в
котором воплотились все ее фантазии.
– «Ужин с убийцей», не слишком захватывающее название.
Первоначально книга называлась совсем по-другому, но издатели предпочли именно
его…
Ужин с убийцей. Ужин, конечно, приготовлен Кирстен, я буду
сидеть по левую руку от Анны, потому что справа расположится муж. А место
Лягушонка так и останется вакантным. Впрочем, неважно, как называется книга,
написанная Анной Брейнсдофер-Пайпер. Важна ее обложка.
Украшенная фотографией Тинатин.
Нельзя сказать, что я поражен. Немного удивлен, немного
взволнован – да. Но не поражен. Да и фотография выглядит несколько ущербной,
прошедшей через руки не одного дизайнера, не одного художника. Собственно
фотографическим, документальным, можно назвать лишь изображение правой половины
лица Тинатин, именно такой я помнил ее вчера и позавчера, именно такой буду
помнить завтра и послезавтра, и много лет спустя. Прямые волосы, прямой нос,
очки, вросшие в кожу. Губы прихотливо изогнуты, правая их часть. Левая…
Левая половина губ, как и левая половина лица, –
затемненная, нереальная, почти не прочитываемая – о ней стоит сказать особо.
Левая половина губ – стебель дикого шиповника, усеянный мелкими колючками, его
одинокий цветок так же мелок. И он не розовый, каким бывает в природе, –
темно-красный. Там, где должна быть левая бровь, – целый клубок пауков, их
никак не меньше трех, я признаю в них пауков-сенокосцев; лапки насекомых
блестят от дождевых капель.
Капли учету не поддаются.
Все это соответствует моим первым, самым первым
представлениям о Тинатин, бесплотным мечтам о ней, не хватает лишь пластикового
стаканчика. Но и его силуэт обнаруживается там, где должна быть щека, где
должна быть скула; матовые, сливающиеся с основным цветом обложки стенки
прожжены в нескольких местах. И за ними – чернота, пустота.
Ночь.
Мне становится не по себе.
Неизвестный мне художник (дизайнер) увидел в Тинатин то же,
что увидел в ней я. И – что еще важнее – он увидел то, чего я увидеть не смог.
Или не захотел. Но даже такая, с разрубленным надвое лицом, Тинатин желанна,
она необходима мне, как воздух. И я влюблен в нее еще отчаяннее, чем
когда-либо.
Чтобы завладеть Тинатин полностью, я наконец-то спускаю с
рук Муки.
– Хотите, подарю вам эту книгу? – голос Анны
доносится до меня как сквозь вату. Войлок. Слой воды.
– Хочу.
– Наверное, нужно что-то написать…
– Да. Желательно. Хотелось бы получить автограф от
знаменитой писательницы.
Сочинительница crimi краснеет, как старшеклассница, которую
застали за курением в школьном туалете.
– Признайтесь, вы только сегодня узнали о моем
существовании.
– Нет. Я знаю об этом уже довольно продолжительное
время. «Моя мать – писательница». Это было первым, о чем мне сообщила
Лягушонок.
– Правда?
– Да.
Анна раскрывает книгу и что-то пишет на первой странице. А
затем передает ее мне.
– Возьмите, Дэн. Мне очень приятно, что книга останется
у вас. В память о нашем знакомстве…
– Эй, Анна! – Теперь, когда Тинатин окончательно
утвердилась в моих руках, мне все нипочем. – Не знаю, как вы, а я не
собираюсь становится воспоминанием…
Анна Брейнсдофер-Пайпер грустнеет, изменения в ее лице так
неуловимы и исполнены такой светлой печали, что сердце мое на секунду
останавливается.
– Знаете, Дэн… Однажды один человек уже говорил мне
это. Давно, очень давно. Так давно, что я помню мельчайшие подробности, я даже
помню, что пальцы его были выпачканы цветочной пыльцой…
– И что же случилось с этим человеком потом?
– Холодно, – Анна неожиданно обнимает себя руками
за плечи. – Вам не кажется, что похолодало?
В кабинете и правда становится прохладно. Все из-за
полуоткрытого окна в сад. На окне нет ни занавесок, ни жалюзи, и сад лежит
передо мной, как на ладони. Несколько аккуратно постриженных кустов, несколько
декоративных деревьев с японскими бумажными фонариками на ветках, дорожка,
выложенная хорошо отшлифованными каменными плитами, пара каменных драконов и
небольшой прудик в обрамлении густой и высокой остролистой травы. Вода в
прудике – черного цвета. Сад, несмотря на болезненную ухоженность, кажется
несколько мрачноватым.
И оглушительно свежим, несмотря ни на что.
– Может быть, зажечь камин? – спрашиваю я у Анны.
– Вообще-то еще не сезон.
– А мы возьмем и зажжем.
– Позвать Кирстен? – сдается Анна. – Обычно
камины разжигает она.
– Мы не будем звать Кирстен. Я справлюсь сам.
Я справлюсь. Тем более что все необходимое для этого есть:
небольшая аккуратная поленница (поленьев из пяти, на светлой сосновой древесине
застыли капли высохшей смолы) и длинные каминные спички на ней. Длинные толстые
спички, ресницам Лягушонка их не удержать. Я кладу книгу Анны рядом с собой и
принимаюсь возиться с камином.
– Эти животные… Это ваши трофеи, Анна? – Я
перевожу взгляд на головы льва, зебры и антилопы.
Меня ждет банальный ответ. Самый банальный из всех
возможных:
– Нет. Я бы не смогла убить ни одно живое существо.
– Конечно. Убивать людей гораздо проще. Хотя бы и в
книгах.
– А вам нельзя класть палец в рот, Дэн. – Я все
еще не могу привыкнуть к прозрачному смеху Анны. – Так ведь, кажется,
говорится по-русски?
– Да.
– Мои книги не больше, чем условность, Дэн. Это просто
игра. Игра воображения, игра с читателем, да назовите как угодно…
– У этой вашей книги… у нее очень любопытная обложка,
Анна.
– Мне и самой она нравится.
– А кто эта девушка?
– В каком смысле? – настораживается Анна.
– Преступник или жертва?
Мне совершенно наплевать, кем на самом деле является Тинатин
– преступником, жертвой, ловцом акул, ловцом снов, капканом, ловушкой,
цветочной пыльцой на пальцах человека, именем которого я так беззастенчиво
воспользовался; девушкой, снимающейся в рекламе не из-за денег, а только из
собственного удовольствия, а даже если бы за деньги – ничего предосудительного
в этом нет. Мне совершенно наплевать, но так же совершенно необходимо
подобраться к единственному важному для меня знанию: как Тинатин оказалась на
обложке чертовой книги, да еще с двумя лицами, какое из них настоящее –
неизвестно. То, что слева? Или то, что справа, в том самом месте, где должна
быть реклама очередного спонсора?
