— Уже поздно. Хассан только прилетел. Думаю, что крупный разговор у вас начнется утром.
Меня пугает перспектива крупного разговора с Хассаном.
— Возможно, Хассан не слишком утонченный. Но эффективный. Подумай об этом на досуге. До того, как Хассан приступит к работе. Может быть, умнее будет согласиться на сотрудничество, прежде чем он сломает тебе еще несколько пальцев. А перелом на ноге уже сросся? Не следует его раздражать. Ломать — это мягкая техника Хассана. В Ираке он выдавил глаза человеку, который не хотел говорить. Руками. Я упоминаю об этом, потому что ты затягиваешь с ответом, который мне нужен. Ради тебя самого, Бьорн, гораздо умнее будет согласиться на сотрудничество.
2
Кьеркегор однажды сказал, что страх — это завтра. Я понимаю, что он хотел сказать.
Спать я не могу. Прижавшись спиной к каменной стене тюрьмы, я сижу и напряженно смотрю в темноту. Хотя я знаю, что прямо передо мной в нескольких метрах еще одна стена, я могу смотреть в бесконечное космическое пространство. Ничто не может смягчить мой ужас перед тем, что ждет меня на рассвете. Ужас охватил меня своими щупальцами. Все мысли только об одном — о Хассане.
Конечно, я могу сказать все, что знаю. Я не идиот. И не хочу жертвовать собственными пальцами, глазами или жизнью ради «Свитков Тингведлира». Но есть две проблемы. Они все равно убьют меня. И я не знаю, где свитки. Я могу предположить, что хранилище СИС находится где-то в Лондоне. Но свитки с таким же успехом могут пребывать и в Уэльсе в какой-нибудь идиллической деревушке с названием: Llanfairpwllgwyngyllgogerychwyrndrobwllllantysiliogogogoch.
Почему бы и нет?
Что они сделают со мной, когда я объясню, что ничего не знаю? Сломают еще несколько пальцев только для того, чтобы убедиться в моей искренности? Они наверняка попросят меня позвонить в СИС. Что скажет профессор Ллилеворт или Диана, если я неожиданно позвоню: Привет-привет, это Бьорн, — и спрошу: — А где свитки? В лучшем случае они поймут, что я звоню под давлением. В худшем — откажутся отвечать. Как бы то ни было, ни свитков, ни ученых армия Хассана не обнаружит по указанному адресу, когда начнет стучать в двери стволами своих пушек. И я нисколько не сомневаюсь, что к тому моменту буду еще находиться в этой тюрьме, в темноте, когда они поймут, что я их надул.
Я всегда был трусом, когда дело доходило до боли. Зубные врачи. Респираторные заболевания. Волдырь на ноге. Сломанный ноготь. Я страдал больше остальных.
Одна мысль о боли, которую завтра причинит мне Хассан, доводит до тошноты. Сейчас разрыдаюсь. В груди начинаются спазмы.
А Библиотекарь негромко похрапывает.
ПЛАН
1
На этот раз я не слышу шагов. Я слышу звяканье в замке и упрямое сопротивление ржавого механизма, который борется с ключом. Меня охватывает страх. Перехватывает дыхание. Перестает биться сердце. Мозг отказывается работать, в нем осталась только дикая примитивная паника.
Дверные петли скрипят. Дверь открывается.
Дыхание не возвращается. Шея парализована.
В двери появляется прыгающий овал света от карманного фонарика.
В этот момент я точно знаю, что именно ощущают приговоренные к смертной казни, когда к ним приходят, чтобы отвести на электрический стул. Я начинаю жалобно выть.
— Тсс! — раздается голос.
Беатрис.
Беатрис со взъерошенными волосами и приятной улыбкой. Беатрис с притворной улыбкой.
Предательница Беатрис.
Почему они прислали именно ее?
— Быстро! — шепчет она.
Библиотекарь вскакивает.
— Беа! — кричит он и обнимает ее.
Я пытаюсь прийти в себя: тело и душа никак не могут договориться.
— Уф! Какой запах! — шепчет Беатрис.
Что происходит? Где же охранники? Хассан ждет за дверью?
В страхе и отчаянии я растягиваюсь на полу вдоль стены. Подальше от Беатрис и ужасов, которые, несомненно, пришли вместе с ней.
— Бьорн?
Я сжимаюсь, когда луч света от фонарика бьет мне по лицу как кнут.
— Ну же, Бьорн, — говорит Беатрис.
Ну же, Бьорн?
Я моргаю, глядя прямо в фонарик.
Она спрашивает:
— Дорогой мой, неужели ты не понял?
Не понял? Дорогой мой? Я не отвечаю.
Она входит в камеру. Протягивает фонарик Библиотекарю и помогает мне встать на ноги. Я дрожу. Мне стыдно оттого, что я дрожу. Перед лицом смерти я хотел бы сохранить достоинство. В последние минуты на этой земле я не хочу выглядеть дрожащим трусом.
Она кладет руки на мои плечи и смотрит мне в глаза. В близорукие глаза, которые, перед тем как меня убьют, выдавит Хассан.
— Бьорн?
Я смотрю в сторону.
— Ну же, друг мой.
— Что ты хочешь?
— Да послушай же…
— Ты будешь там?.. Когда Хассан начнет меня пытать?
Она обнимает меня:
— Бьорн, послушай. Ну, посмотри на меня. Бьорн! Бьорн!
— Да?
— Я притворялась!
Притворялась. Говорит она.
— Я делала вид, будто заодно с Эстебаном.
Делала вид.
— Мне было совсем не трудно. Я хорошо играла свою роль. Вся моя жизнь — по сути, одна сплошная комедия, в которой Эстебан был моим партнером. Он… — Она хотела что-то сказать, но остановилась. — В тот вечер, когда Эстебан застал тебя и Библиотекаря в библиотеке, меня оповестил охранник, которому я немного приплачиваю за… Ну, скажем, за то, чтобы он был на моей стороне. В тот момент у меня не было выбора. Единственная возможность выяснить, что задумал Эстебан, виделась мне в том, чтобы убедить его в своей верности. Я предложила вызвать охранников в мавзолей, чтобы у него была возможность поговорить с тобой наедине перед тем, как бросить тебя в тюрьму. Он так обрадовался, когда я предложила мои услуги. Теперь он и я были против всего света… Эстебан — настоящий дьявол, но, когда речь идет обо мне, он полностью в моей власти. И так было всегда.
Последние слова она произносит с горечью.
— Откуда мне знать, что ты не притворяешься сейчас?
— Я думаю, что ты знаешь это, Бьорн.
— Зачем ты просила меня сообщить, где «Свитки Тингведлира»?
— Мне нужно было делать вид, будто я злая Беатрис. Снежная королева Эстебана.
— А если бы я сказал?
— Бьорн, я тебя знаю. Ты и словом бы не обмолвился.
— Она говорит правду, Бьорн, — шепчет Библиотекарь. — Ей можно доверять.