Как раз на окраине этого оазиса, в этом несуществующем скоплении построек из камня и высушенной глины, забытом и местной, и центральной властью, расположена церковь Святого Марка.
4
Ворота монастыря открываются.
Вид у человека такой, словно он живет в монастыре со времени его основания. Лицо напоминает высушенную солнцем изюминку. На голове — боже милосердный! — тюрбан. В тростниковых сандалиях он идет к нам навстречу и здоровается за руку, раскрывает беззубый рот. На внутренней стороне правой руки у него вытатуирован рисунок креста. Он произносит свое имя по-арабски, что я воспринимаю как грохот случайно собранных в кучку согласных, и, хотя Стюарт в машине назвал мне его, я так и не сумел это имя зафиксировать у себя в памяти. Поэтому назову его просто монахом.
Он приглашает нас в монастырь и с гордостью показывает спальни, трапезные, читальный зал, церковь и ухоженный монастырский сад. К моему большому удивлению, монах прекрасно говорит по-английски. Он получил образование в Кембридже, там же несколько лет преподавал.
— Хотя мы и чрезвычайно разные, — говорит монах с нежностью в голосе и смотрит на Стюарта, — у нас есть общее прошлое. У Стюарта и меня. Я был его научным руководителем по египтологии в Кембриджском университете.
Я изумленно смотрю на обожженное солнцем и иссеченное песком лицо и не могу представить себе этого монаха профессором в Кембридже. В то же время вынужден признаться, что есть много людей, которые не могут представить себе меня в роли старшего преподавателя Университета Осло.
Монах рассказывает, что в Египет христианство принес апостол Марк вскоре после распятия Христа. Самой первой организованной группой христиан в мире были именно копты. Монахи в монастыре Святого Марка настойчиво повторяют, что сам апостол участвовал в строительстве монастырской церкви. Глава коптской церкви до сих пор носит титул «папа Александрийский и патриарх Священного престола Святого Марка». А прежняя коптская церковь использовала ansate — анх в качестве креста.
Когда египетских христиан в третьем столетии изгнали из городов, они бежали в пустыню. И построили здесь монастыри. Несколько сотен монастырей было основано в египетской каменной пустыне, в примитивных постройках и тенистых гротах. Монастырское движение отсюда распространилось на весь христианский мир.
Монах с дрожью в голосе сообщает мне, что самая большая реликвия, которая лежит на красной шелковой ткани в золотом ларце, — это шип из тернового венца Иисуса. А в серебряном, с чеканкой ларце восемь страниц — это, по-видимому, часть оригинала Евангелия от Марка и фрагмент на коптском языке Евангелия от Иоанна.
5
— Бог умер.
Мы сидим на деревянной скамье в тени галереи, окружающей сад, и пьем холодную воду из пластиковой бутылки.
Монах толкает ногой сандалию. Его лицо искажено гримасой боли.
— Умер? — переспрашиваю я.
— Осирис, — говорит он и поднимает вверх один палец. — Один. — Второй палец вверх. — Зевс. Птах. Вакх. Тор. Пан. Посейдон. Купидон. Ашторет. — Пальцы кончились, но он продолжает: — Беллона. Исида. Юпитер. Анубис. Бальдр. Небо. Локи. Амон-Ра. Афродита. Ваал. Ахийя. Фрейя. Хадес. Мулу-хурсанг. Ньод. Ллав Гиффес. Му-ул-лил. Фригг. Венера. Сутех, главный властитель долины Нила. Я могу продолжать еще десять минут. Что характерно для всех этих богов? Они определяли жизнь миллионов богобоязненных людей. Одни их имена заставляли мужчин трепетать от страха, а женщин склонять головы в знак молитвы. Им поклонялись народы. Мы соорудили в их честь прекраснейшие храмы. Рабы трудились как проклятые, чтобы построить дома, в которых мы могли восхвалять их. Во имя их рождались и гибли цивилизации. Происходили войны. Целые поколения священников и монахов посвятили свою жизнь тому, чтобы понять их, истолковать их, принести в их честь жертвы, поклоняться им.
Порыв ветра проносит по садовой дорожке пучок травы.
— А что теперь? — спрашивает он.
— Мы больше в них не верим.
— Все они умерли. Не все забыты. Но никто больше в них не верит. Никто им не поклоняется. Все они когда-то существовали, но теперь их божественная жизнь протекает в скучном забвении. Как боги они умерли.
По монастырскому саду дует бриз, который кажется мне вздохом.
— Я думаю, — продолжает монах, — что Бог тоже умер. Тот Бог, которого мы знали по имени Яхве. Иегова. Элохим.
Господь. Имен у Него было много. Признаков Его смерти тоже много. Пророчества Библии уже осуществились. Бог умер. Ницше был прав.
— Откуда вы это знаете?
Он грустно улыбается беззубым ртом:
— Оглянись вокруг себя!
Я оглядываюсь.
— Я говорю в переносном смысле. Есть ли в этом мире признаки живого, активного Бога? Есть ли хоть что-нибудь в нашей жизни, что свидетельствует, что Милосердный Бог опекает нас?
— Я не принадлежу к числу верующих.
— Как ты можешь жить на этой земле и быть неверующим?
— А почему я должен верить в Бога?
— Иисус — это путь, истина и жизнь.
— Пустая фраза! Почему ваша вера является более истинной, чем у буддистов и индуистов? Что делает вашего Бога более могущественным, чем Брахму? Иудеи и христиане, мусульмане и сикхи — все они искренне верят в своего Бога, в свою истину. Никто не прав? Или все правы? Ваш Бог осуждает всех других богов! В таком случае скажите мне: кто прав? Какая из имеющихся в мире религий является более истинной, чем другие? И какое христианское течение более приятно вашему Богу и Христу? Католики? Мормоны? Свидетели Иеговы? Протестанты? Баптисты? Пятидесятники? Адвентисты?
— Бьорн…
— Почему я должен верить в Бога, который господствует над всеми народами земли и изо всех выбирает для себя племя кочевников на Среднем Востоке? А есть еще аборигены на Гавайях, иннуиты, аборигены в других местах. Почему ваш Бог сидит на небе и прижимает к груди одно малюсенькое племя?
— Пути Господа неисповедимы.
— Выбор Господа совершенно иррационален. То, что израильтяне верили в Него две-три тысячи лет тому назад, я понять могу. А вот то, что люди продолжают придерживаться этого суеверия до сих пор, выше моего понимания.
— Так рассуждают дураки.
— Вы сами говорите, что сердце Бога перестало биться.
— Бог умирает медленно, Бьорн. Он не может умереть за одну ночь. Если использовать толкования Библии, знамения и смысл пророчеств и молитв, мы придем к выводу, с которым ничего не остается, как согласиться, что умирание Бога началось в какой-то момент в XII веке и завершилось в конце XIX века. К настоящему моменту Бог уже сто лет как умер. Только мы не можем этого принять.
— Вы монах. Кому же вы поклоняетесь, если ваш Бог умер?
— Разве ты перестаешь любить маму и папу после того, как они умерли? Мы поклоняемся памяти о Боге. Памяти об Иисусе. Обо всех тех ценностях, которые они защищали, и обо всем, чему они нас научили.
