Оливия Аделаида Смитон, урожденная Бротон, родилась в 1912 году; она была единственной дочерью и наследницей оружейного барона Уилберфорса Бротона. Вышла в свет и заблистала на балах в 1933 году, сразу приковав к себе внимание лондонского высшего общества. Хотя много судачили о том, за кого она выйдет замуж, и ее имя связывали с несколькими подходящими молодыми людьми, вскоре стало очевидно, что самая большая страсть в ее жизни — автогонки. Наивысшего успеха она достигла в 1937 году, когда выиграла ралли «Китве — Булавайо», несмотря на то что на нее напал слон в африканской саванне и она стала жертвой лихорадки, которая, как она объяснила, помешала и ей, и ее штурману нормально читать карту.
В начале военных действий в 1939 году она записалась добровольцем и пошла на армейскую службу. Ее водительские навыки очень пригодились; она стала водителем в военном министерстве, возила многих высших армейских чинов и иногда членов кабинета министров — часто в засекреченные поездки. В 1944 году она вышла замуж за полковника Маркуса Смитона. По трагическому стечению обстоятельств полковник был убит всего полгода спустя; гибель, настигшая мужа почти в самом конце войны, всегда рассматривалась ею как несправедливость судьбы.
После войны Оливия Смитон занялась благотворительностью, но в 1958 году, в сравнительно молодом возрасте (ей исполнилось 46 лет), она объявила о том, что выходит в отставку и переезжает во Францию. Она купила дом на юге Франции, в горах за Ниццей, в небольшом городке Пюже-Теньер, где жила вместе с бывшей школьной подругой, Вайолет Доусон. В 1975 году она продала дом во Франции и объявила о своем возвращении: они вместе с мисс Доусон намеревались поселиться в Англии. Но трагедия снова перечеркнула ее планы. На обратном пути их машина попала в аварию, в которой Вайолет Доусон погибла. Сама миссис Смитон получила серьезные травмы. Как только она снова смогла передвигаться, она вернулась в Англию и обосновалась в сельской местности. Больше она ни разу не садилась за руль автомашины, но ездила по округе в двуколке, запряженной пони. Последние годы она жила уединенно. Кончина ее также была трагической. Утром в понедельник домработница нашла миссис Смитон лежащей у подножия лестницы. Было установлено, что она поскользнулась и упала из-за оторванной подошвы домашней тапки. До того как ее нашли, она пролежала под лестницей целые сутки. Детей у нее не было. Все имущество отходит на благотворительные цели.
Мередит передала вырезку Маркби; тот внимательно прочел некролог. Уинн молча наблюдала за ними обоими. Алан отложил вырезку в сторону.
— Да, понимаю, куда вы клоните. Жизнь у нее была яркой, интересной и довольно любопытной.
— Вызывает много вопросов, — медленно проговорила Мередит.
— На которые, — ответила Уинн, — почти нет ответов, уж вы мне поверьте! — Хозяйка дома очень разгорячилась. — Вы не представляете, как трудно мне было писать ее некролог! Совершенно очевидно, в ее биографии столько белых пятен! Оливия жила по соседству со мной, но, как вы сами понимаете, я не могла пойти к ней и рассказать, чем я занимаюсь. Поэтому пришлось подстраивать якобы случайные встречи или звонить под разными предлогами и как бы невзначай вставлять интересующий меня вопрос. С таким человеком, как Оливия, которая не слишком-то привечала гостей, это нелегко. Мне пришлось даже записаться в церковный комитет.
— Уинн! — в шутку возмутилась Мередит. — Вы поступили как какая-нибудь бойкая репортерша из бульварной газетенки! Зачем вы это сделали?
Уинн, нисколько не обидевшись, широко улыбнулась в ответ:
— Я добровольно вызвалась собирать пожертвования для нашего приходского священника в фонд восстановления храма. Таким образом, у меня появилась возможность заехать к Оливии под благовидным предлогом. Я убеждала ее участвовать во всяких благотворительных ярмарках, распродажах и прочем. Она отдала мне кучу всякого барахла, одежду, книги, вазы. Выписала парочку чеков на довольно крупные суммы. В общем, проявляла щедрость во всем, кроме разговоров о самой себе! Разумеется, она была хорошо воспитана и не отшивала меня открыто, но, судя по выражению ее лица, считала мои намеки и наводящие вопросы очень нахальными. Поверьте, я, если надо, могу и лису перехитрить! — добавила Уинн. — Но с ней у меня ничего не получалось. К ней было не подступиться… Если честно, мне ее не хватает.
Уинн отпила кофе.
— Естественно, я попыталась зайти с другой стороны, то есть расспросила Джанин Катто. Джанин и рада была бы посплетничать о своей хозяйке, вот только сказать ей было нечего. Говорила, что «миссис Смитон не очень болтлива», поэтому ей ничего не известно. Правда, она знала, что Оливия какое-то время жила во Франции, но насчет всего остального… Джанин ужасно удивилась, узнав от меня, какое интересное прошлое было у ее хозяйки. В конце концов я решила, что Оливия на собственном горьком опыте узнала цену откровенности и выстроила надежную линию обороны против тех, кто пытался вторгнуться в ее личную жизнь.
— Я как раз хотела спросить, — сказала Мередит. — Значит, они с этой Вайолет были любовницами? Тогда понятно, почему она вдруг уехала из Англии. В то время у нас очень нетерпимо относились к нетрадиционной сексуальной ориентации.
— Оливия никогда не скрывала истинной природы их взаимоотношений, — ответила Уинн. — Она была не из тех, кто прятался по углам или притворялся. Видите ли, я верю, что они могли бы остаться в Лондоне, если бы вели себя, как тогда говорили, тактично. Но они не вели себя тактично. Во всяком случае, Оливия. Вайолет Доусон, возможно, и предпочла бы маскироваться за скромным фасадом старой школьной дружбы. У нее, дочери сельского священника, не было денег. Насколько мне известно, до того, как они с Оливией зажили общим домом, Вайолет жила в качестве так называемой компаньонки у целого ряда пожилых дам. Ведя такую жизнь, она приучилась считаться с мнением других людей. Она ведь понимала, насколько это, в конце концов, важно. Зато Оливия никогда ни с кем не считалась. Она искренне не понимала, почему Вайолет всех боится. Оливия была красива, энергична, и у нее имелись собственные средства. Она всегда попирала общепринятые правила поведения, но даже и при таком образе мышления можно найти компромисс, который устроил бы всех. Например, веди они с Вайолет богемную жизнь или даже будь они сторонницами радикальных общественных идей, их поведение сочли бы просто эксцентричным. Но Оливия была очень богатой женщиной, которая всю жизнь привыкла делать только то, что ей нравится. Ей просто не приходило в голову, что когда-нибудь она может зайти слишком далеко, оскорбить кого-то и поплатиться за это. Она не представляла, что платить придется очень дорого. И еще меньше — что расплачиваться за ее сумасбродство придется кому-то другому.
Короче говоря, она не представляла, что кто-то может вмешаться в ту жизнь, которую она хотела вести. Она ошибалась. Кое-кто мог вмешаться в ее жизнь — и вмешался. Оливия не поладила со своим деверем, Лоренсом Смитоном. Узнав о ее отношениях с Вайолет, Лоренс пришел в ярость. Он счел это оскорблением памяти своего брата Маркуса. Он организовал настоящую травлю. Оливия бы выдержала бой, но бедняжка Вайолет страшно страдала; дело едва не кончилось нервным срывом. Оливию буквально вынудили уехать за границу — даже ей пришлось признать, что другого выхода нет. Уверена, про себя она всегда считала эту ссылку временной. Не поражением — с поражением она бы ни за что не смирилась, — а стратегическим отступлением.
