— Нет. — Александр Александрович сел на кровать. — Идти я никак не могу. Я на службе. А вам нужно все рассказать. Хотя бы для того, чтобы окончательно прийти в себя. В конце концов, цените, что вы будете рассказывать мне, а не десятку неподготовленных следователей.
— Ох, так вы меня от неприятностей отмазали? А кто меня вот в это самое втравил? — Андрей хлопнул себя по перевязанной шее и зашипел от боли.
Александр Александрович хмыкнул:
— Я вам обещал, что ночь вы проведете нескучно. Соврал? От себя могу принести личные извинения и выставить бутылку виски или текилы, на ваше усмотрение. Если разбирать по сути, то иного выхода у меня не было. Вариантов развития событий в «Боспоре» просчитывалось множество, и, начни я их излагать, вы бы никуда не пошли. Все, хватит поэзии. Давайте садитесь, мы закурим, и вы не спеша изложите, что случилось.
— Здесь курить нельзя, — злобно сказал Андрей.
— Ничего, простят. Мы окно откроем.
— Нет уж. Я бросил. Мне обещали, что если я такой ослиный навоз продолжу курить, мне язык надвое разрежут, а самокрутку дерьмовую засунут… Глубоко. У барышни, мне это заявившей, чувство юмора на редкость изысканное.
— Понятно. Может, моих закурите?
— Да не буду я вообще больше дымить!
— Ладно, — Александр Александрович с сожалением спрятал сигареты. — Хорошо, так кто там в вашем мультиплексе объявился?
* * *
— Как вам сказочка? — Андрей все мял в пальцах наполовину высыпавшуюся сигарету. Не столько курить хотелось, сколько начавшие подрагивать пальцы требовалось чем-то занять.
— Подходяще, — Александр Александрович вздохнул. — Давно они здесь обосновались?
— Ну… они не совсем чтобы здесь. Это, по-моему, размытая зона. Пограничье. Они и здесь, и не здесь. И сам «Боспор»…
— Я понимаю, — нетерпеливо сказал специалист ФСПП. — На сленге этот эффект называется «свищом». Непреднамеренное открытие двустороннего постоянного канала. Давно их прижимает? Я ваших целлулоидных имею в виду.
— Почему целлулоидных?
— Ну, нужно их как-то называть.
— Вы, Александр Александрович, не понимаете. Они реальные. Очень даже. Во плоти и крови.
— Я что, идиот? Я понял. — Специалист ФСПП вновь раздраженно пощупал карман куртки, где лежали сигареты. — Андрей, во-первых, я вам верю, во-вторых, я сейчас выйду покурить, ибо сил моих больше нет, а вы пока поразмыслите, — хотите ли знать, почему я вам верю? Я могу рассказать, и сие скорбное знание никоих обязательств на вас не наложит. Но подозреваю, что, в соответствии с известным афоризмом, печали ваши могут многократно приумножиться.
Когда через пять минут повеселевший Александр Александрович вернулся, Андрей сидел на подоконнике и смотрел, как по аллее к госпиталю идут ранние посетители.
— Ну, мне бутылку виски вам домой прислать или как? — жизнерадостно осведомился представитель ФСПП.
— Мерзопакостная у вас организация, — пробормотал Андрей. — И почему бы вам весь этот бред не засекретить? Сунули бы меня в психушку, и дело с концом.
— Мы и так полусекретная организация. А психиатрические больницы, между прочим, переполнены. Да и нет особого смысла разводить секретность. — Александр Александрович плюхнулся на койку. — Если в самое ближайшее время не предпринять решительных мер, то неприятности, подобные вашим, будут обсуждаться не только на форумах Интернета. О них и бабульки на лавочках у подъездов начнут судачить.
— Не понял.
Александр Александрович извлек из кармана наладонник:
— Андрей, вы как с компьютерами?
— Уверенный пользователь. Но такую мелочь не люблю, — пробурчал Андрей.
— Не страшно. Я вам потом на большом мониторе покажу. Если захотите. Да вы присядьте. Я с вами ничего сугубо физиологического делать не собираюсь.
Экран у наладонника был крошечным. Карта Южного округа. Разноцветные значки. Увеличение… Вот красная точка — Бирлюковская, 17. Невдалеке еще одна — синяя. Это район бывшего завода «Огонек». Вот Коломенское — три отметки, красная и две зеленых.
— Теперь давайте окинем, так сказать, общим взглядом, — сказал Александр Александрович.
Карта Москвы. Россыпь точек.
— Шестьдесят два объекта. Треть удалось законсервировать. В начале года в среднем фиксировалось появление двух-трех «свищей» в месяц. За март уже девять. Большинство, правда, относительно безопасны. Но и такие, как ваш «Боспор», не редкость.
— Врете, — решительно сказал Андрей.
— Думаете? — Александр Александрович улыбнулся. — Наталья говорила, что вы порой осознанно практичны и эгоцентричны. Хотите что-нибудь лично посмотреть? До полудня у меня есть время.
— Ах, Наталья про меня говорила? Это которая Юрьевна? Польщен. И откуда этой дамочке гламурной про мою практичность известно?
— Тут вы не правы. Несмотря на, гм, утонченную внешность, Наталья Юрьевна — высочайшего уровня профессионал. Психолог от бога.
— Лучше бы она сексопатологом у вас служила. Коза ангорская. Она меня в «Боспор» сосватала?
— Ну, без ее рекомендаций тоже не обошлось. Только не нужно все «стрелки» на беззащитную даму переводить. И вообще, Андрей, хватит вам злобствовать. Людей мы спасли? Спасли. Как вы посмотрите, если ФСПП вам работу предложит?
— Да идите вы!
— Ну не могу я так просто пойти. — Александр Александрович спрятал наладонник. — У меня людей не хватает. И по большому счету, ни у вас, ни у меня особого выбора уже не осталось. Вы послушайте, а потом решайте сами. Если упретесь, настаивать не стану. Только насчет вашего «Боспора» рекомендации уж соизвольте дать в обязательном порядке.
— А что с «Боспором» будет?
— Так нам с вами это и решать.
— Блин, вы что, в лысого градоначальника играете? Всесильность демонстрируете?
— Никакой я не градоначальник. Просто раз мы с вами кинотеатром занялись, нам и решение по данному объекту выносить. Наверху утвердят. Захлебываемся мы, Андрей. Жизнь дала трещину. В самом прямом смысле. Знаете, вы все-таки меня выслушайте. Так сказать, вводный курс молодого бойца.
* * *
Мир обветшал. Миру недужилось. Ученые, лихорадочно пытавшиеся понять, почему начались изменения, говорили о сдвигах границ ноосферы и антропосферы, о взаимопроникающих коррекциях, о парадоксальном стечении обстоятельств. Происходящее спешно подгонялось под Теорию струн и гипотезу Великой параллельности. Но ни Стивен Хонкинс, ни Хью Эрерт, ни Варлам Лернер не могли прояснить происходящего. Великие теоретики уже ушли в мир иной, а современные приверженцы их теорий, перепуганные хаотичностью внезапных изменений, теряли время в спорах о дискретности и непрерывности мироздания, вновь и вновь утыкались носом в тупик загадки асимметрии времени. Данные мирового мониторинга менялись с устрашающей быстротой. Попытки объединить исследования, ведущиеся в разных странах, оканчивались краткими конференциями и символическими декларациями о благих намерениях. Общество теоретиков бурлило и булькало подобно выкипающему котлу.
