– Гребите во всю мочь, женихи подводные!
Драккар двинулся вперед, нацеливаясь на место, где волны почти перехлестывали через преграду. Сваленные ближе к корме бочки и мешки заставили нос корабля чуть приподняться, но было понятно, что форштевень крепко зацепит диковинный канат.
– Порвем, – прокряхтел гребец, сидящий впереди Квазимодо. Сам вор почти ничего не видел – нужно было грести.
У правого края заграждения тем временем что-то все же происходило – вспухали водяные пузыри, что-то хлюпало и плескалось. Наконец вынырнула хитка. Куп, единственный не занятый на веслах и руля, немедля всадил ей в затылок болт из арбалета.
Темно-коричневая черта заграждения начала заметно проседать.
– Есть! – торжествующе завопил Нога и, наваливаясь всем телом на рулевое весло, взял еще правее. Драккар с ходу налетел на почти исчезнувшую в воде преграду. Казалось, дерево затрещало, наскочив на камень. Людей бросило вперед.
– Весла! – отчаянно заорал Нога.
Гребцы подняли весла. Драккар с треском полз и никак не мог переползти рукотворный риф. Казалось, корабль вот-вот засядет намертво.
– На нос! – завопил Нога. Пихая друг друга, гребцы бросились на нос судна. Нога, брызгая слюной и проклиная все подряд, начиная от неудачно сложившихся звезд в час своего рождения и кончая блудливыми прародителями хиток, работал рулевым веслом. Ему помогал куда более сдержанный Пень. Драккар неохотно сполз с препятствия и, с облегчением скрипнув, закачался на волнах. На носу восторженно завопили гребцы.
– На весла, дети плешивых ежей! – радостно воззвал Нога.
Драккар устремился в открытое море.
Квазимодо пнул босой ногой весло и пошел к корме.
– Нога, поворачивай.
– Чего? – изумился рулевой.
– Лягушку подберем.
– Ты чего, Ква? Он же и не вынырнул ни разу. Помянем парня на «Высоком». Геройский ныряльщик был.
– Я те дам «был»! Ныр всегда выскочит. Он аванка на нож брал.
Заворчали гребцы:
– Зачем возвращаться? Сгинул парень, чего уж там. Там этих сук все равно что рачков под берегом. Еще насядут на весла, не отцепимся. А наших парней и тела-то не всплыли. Не дури, одноглазый.
В руке Квазимодо оказалась глефа, и он в бешенстве заорал:
– Я своих не бросаю! А если трусите, то сейчас же кровью сочтемся. Нога знает – меня завалите, но и я вас почешу – кишки наружу размотаю. Лягушка свое дело сделал. Поворачиваем, что мы – улитки неблагодарные?
Бешено затрещал и засвистел до сих пор смирно сидевший на мачте геккон.
– Во разорались, – заметил кто-то из моряков.
Геккон, вертя хвостом, кинулся на корму, проскользнул между ног Квазимодо и, с ненавистью посвистывая, полез по ступеням на рулевую площадку.
– Сейчас кинется баб хвостатых топить, – сказал моряк в разодранной рубахе. Кто-то засмеялся.
– Нехорошо, – пробурчал Пень. – Мы вроде сейчас на открытой воде.
– Как я понимаю, риск будет не так уж велик, – заметил Куп, взводя арбалет.
– Так чего весла бросили?! – заорал Нога. – Разворачиваемся, живо!
Драккар, толчками наращивая скорость, полетел обратно к берегу.
Квазимодо, не оставивший глефу, навалился животом на борт на носу. Над головой поскрипывала оскаленная песья голова в облезлой синей краске.
– Вдоль берега заходим. Лягушка, если уцелел, наверняка на мыс выбрался…
У берега мелькнула темная голова хитки. Куп немедленно щелкнул из арбалета. Драккар двигался вдоль скал. Впереди уже маячил вход в злосчастную бухту. Первым фуа заметил Пень:
– Вон он сидит! Хоть бы помахал, дубина перепончатая.
Ныр сидел на одном из камней, не дальше шагов пяти от прибоя. Неуверенно поднял руку.
– Ранен, должно быть, – пробормотал вор и обернулся к гребцам: – Ногу у него, должно быть, скрутило. Забрать нужно. Останавливаться не будем, эти суки на весла опять налипнуть могут. Высадимся, потом вот на ту скалу Лягушку затащим, а вы второй заход сделаете. С ходу нас подберете. Кто со мной?
– Пожалуй, я схожу, – сказал Куп. – Люблю я землю, такой уж я не морской человек.
– Не, не пойдет, – отозвался с кормы Нога. – Вы оба хлипкие, а Лягушку, если он сам прыгать не может, волочить придется. Берите у меня весло кто-нибудь…
Глефу Квазимодо оставил – она мешала прыгать. Драккар скользил вдоль берега, здесь прибой пенился на узкой песчаной полосе между камней. Вор понадежнее засунул топор за пояс и прыгнул к берегу. Уже летя, успел заметить уходящую под корабль темную тень туши хитки. Вода показалась холодной. Рядом, окатив вора фонтаном, плюхнулся Нога. Оба как ошпаренные выскочили на берег. Почти тут же на полоску песка высунулась хитка. Прибой полоскал ее груди-мешки. Щелчка арбалета слышно не было, но в толстой шее морской девы оказался болт. Хитка немедленно скрылась в воде.
– Здорово Куп стреляет, – заметил вор, забираясь на прибрежные камни.
– Точно, жаль только, что этим тварям наплевать. Точно как жены – толстые, жуткие и хрен убьешь. – Нога засмеялся.
– Не все жены толстые, – заметил Квазимодо.
– Ясное дело. Уж не думаешь ли ты, друг, наплодить маленьких одноглазых оборотней?
– Только если леди Теа сочтет возможным выйти замуж за такой кошмар, как я.
– Ух ты, да у вас всё как у благородных, – пропыхтел матрос. – И давно вы сговорились?
– Давненько. Вот ждем, когда нам апартаменты обставят, а там и свадьбу сыграем.
Нога заржал:
– А что – у вас получится.
Ныр сидел на камне и выглядел очень несчастным. Рубашка висела лохмотьями, под ней уже начинали темнеть обширнейшие, чуть ли не во все тело синяки. Под носом у фуа виднелись следы уже подсохшей крови. Больная нога походила на посиневшую кочергу.
– Жив? – поинтересовался, ухмыляясь, Квазимодо.
– Разве это жизнь? – гундосо проворчал фуа. – Ступить не могу. И нож потерял.
– Нож с нас причитается, – пообещал Нога, взваливая ныряльщика на плечо. Ныр застонал, и моряк прикрикнул: – Ты там меня соплями не заливай. Я не как некоторые – дамочек на руках носить не приучен.
Квазимодо утешил кривящегося от боли фуа:
– Здесь недалеко. На драккаре отдохнешь.
– Я думал, ты за мной не вернешься, – пробормотал ныряльщик.
– Когда это я за тобой не возвращался? – удивился Квазимодо.
– Он-то за тобой сразу вознамерился поворачивать, – подтвердил скачущий по камням с грацией быка моряк. – А мы там обсуждение устроили. Расслабились без капитана, выходит.
– Ладно. – Фуа очередной раз охнул от боли. – Нож жалко.
