– Сопляк он, – не оглядываясь, сказала Катрин. – Неубедительно будет смотреться. Объект еще тот хорек, может легенду сочинить. Вроде как за дезертирство пристрелил или за покушение на честь несчастной туземки-сиротки. Или что-нибудь поправдоподобнее выдумает. Ефрейтор – жертва слишком легковесная.
– Ну и? Что предлагаешь? Капитан мне обязательно нужен, – пробормотал Варварин.
– В подвале кто-то еще дышал. Им там тяжело без лекаря, – жестко сказала Катрин. – А дыма уже поменьше. Сойдет, мы не в Голливуде.
– Средневековая ты, – капитан помолчал. – Ладно, СС нас в плен не берет, мы их тоже. А с мальчишкой что? Он болтать начнет, подставит наш объект.
– У сопляка руки здоровые. Пусть взрослеет, – процедила Катрин.
– Вот черт! – капитан глянул на замершего Найока. – Идем в подвал. Жень, переведи, что от него и мальчишки требуется выглядеть естественно. Пусть поулыбаются, сучьи дети.
– Я подскажу, – пообещала Катрин, поднимаясь и беря спецтехнику. – Камера в порядке, заряд батарей – чуть меньше трети. На клип хватит. Толстяка в зрители возьмем?
– Обойдемся, – Варварин с сомнением глянул на лежащего гауптштурмфюрера. – Он вообще-то жив?
– В сознании. Слушает, – доложил Женька, продолжая придерживать раненого стволом автомата.
– Тогда объясняй задачу объектам и пошли. Если в подвале дым, придется наружу выволакивать.
– Подсветим, – пробурчала Катрин.
Женьку оставили охранять лестницу. Сидел в проеме, привалясь здоровым боком к стене. Старался не слушать. В дымном тумане мелькали лучи карманных фонарей и лампы-подсветки видеокамеры. Почти дискотека. Только вместо музыки приглушенно хлопнули несколько выстрелов в упор. Угрожающий голос начальницы:
– В кобуру ствол прячь. Все равно пустой. Ну! Теперь штык взял. Улыбайся, скотина! Не понял, что ли?!
Очевидно, эсэсовцы все понимали без толмача. Женька постарался убедить себя, что никаких стонов не слышал. Просто жутковатая инсценировка со свежими трупами.
Съемочная группа выбралась наверх. Мальчишка штурмман снова рыдал, пытаясь поправить плечом вновь вбитый в рот кляп. Найок сдержанно покашлял.
– Наверх, на минуту, – приказал капитан.
Катрин проверила спеленатого толстяка. Выглядел гауптштурмфюрер жутко – вместо рта огромная черная дыра, все еще сочащаяся кровью. Немца перевернули мордой вниз, кинули на голову куртку, – кое-что ему видеть было не нужно.
DVD-плеер, самый примитивный, китайский, как ни странно, работал. Видеокамера уже была подключена – на маленьком экране, в клубах почти театрального тумана, появился Найок, иронично улыбнулся через плечо, неторопливо вынул из кобуры пистолет. Нагнулся к лежащему, держащемуся за живот эсэсовцу, упер ствол в лоб…
– Очень реалистично, – прохрипел Варварин. – Дерьмовое реалити-шоу. Жень, скажи, что наше военное телевидение работает надежно. Запись уже в корпусном отделе СМЕРШа.
Женька перевел. Найок пожал плечами и натянуто улыбнулся:
– Очевидно, в Берлине недооценивали разработки ваших техников. И про с-мэр-ш тоже он не имеет понятия.
– Хватит болтать, – сказала мрачная Катрин. – Драпать давно пора. Такси ждет…
Офицеров погрузили в бронетранспортер. Коробка «250»-го была тесна. Женька скорчился на пулеметных коробках, Катерина устроилась, уперев ствол пистолета в бок новоявленного агента СМЕРШ и придерживая сапогом раненого гауптштурмфюрера. Толстяк, похоже, готов был снова отключиться.
– Как бы раньше времени не помер, – озабоченно сказал Варварин, устроившийся рядом с бледным как бумага водителем. – Заводи, юнкер, что ли.
Двигатель затарахтел, заглох. Катрин улыбнулась, как привидение.
– Nur Ruhe, Willi, – сказал Найок. – Alles ist gut. Wir finden schon einen Ausweg
[70]
.
Белобрысый парень судорожно кивнул, вновь повернул ключ зажигания. Не успевший остыть двигатель завелся. Скрипнули гусеницы, и миниатюрный бронетранспортер выкатился со двора.
5.24.
Перекресток улиц Артема и Костомаровской
Катрин спрыгнула на мостовую, озираясь, взяла винтовку на изготовку.
– Эй, давайте живее. А то наши же и долбанут.
– Жень, напомни, что мы рассчитываем на длительное и взаимовыгодное сотрудничество, – озабоченно сказал Варварин.
Женька перевел. Найок кивнул и ответил.
– Говорит, что надеется на нашу практичность. Он будет весьма полезен. Наша осведомленность и техническое оснащение производит огромное впечатление. И еще русские ведьмы. Он будет счастлив повидать фройляйн еще раз, – перевел Женька.
– Вот же, сука, еще комплиментов мне от эсэсмана не хватало! – возмутилась Катрин, расслышавшая перевод даже сквозь тарахтение двигателя.
– Ладно, счастливого пути, – Варварин начал выбираться из машины. – Жень, добычу мою давай.
Женька потянул гауптштурмфюрера, тот вдруг задергал связанными локтями, что-то захрипел.
– Эка его пробило, – удивился Варварин. – С сослуживцами расставаться не хочет, что ли?
Раненый оставил попытки что-то сказать и неуклюже плюнул в сторону Найока. Штурмбаннфюрер связанными запястьями вытер кровавый комок со своей куртки и мягко улыбнулся. Глаза у него оставались все-таки абсолютно неживые – шайбочки какие-то оловянные.
Прощаться Женька не стал, сгрузил раненого в объятия капитана и спрыгнул на мостовую.
– Пошли-пошли, – торопила Катрин, пятясь от бронетранспортера со вскинутой винтовкой.
Женька с капитаном волокли эсэсовца – тот едва мог перебирать ногами.
Нырнули в арку, потом в развалины. Пленный что-то хрипел, норовил повалиться с ног. Когда посадили его на кирпичи, принялся сплевывать осколки зубов.
– Мезина, ты товар сильно обесценила, – печально сказал Варварин.
– Кто ж знал? – Катрин прислушивалась – заурчал, удаляясь, бронетранспортер. – Я, между прочим, этого кабана понимаю. Плеваться и харкать хочется от столь неприглядной действительности.
– Служба у нас такая, – пробормотал капитан. – Я в честных танковых войсках не останусь. Наши игры погрязнее. Вот и хрычу этому жить сутки или двое. Не могу я его в штаб армии отправить.
– Угу, смотри не спейся там от трудовых будней. Водяра здесь специфическая. «Кристалл» плачет в сторонке горькими слезами.
– Я только спирт потребляю, – заверил капитан. – А ты когда водку успела продегустировать?
– Тоже проблема! Кругом добрые люди. Пошли? Тебя с кабаном бойцы заждались.
Расставались в маленьком палисаднике. Кладбище было через улицу. Уже проступали в предутренней дымке маковки церкви.
