— Вы где ходите? — торопливо спросил Костяк. — Лекарь вот-вот отбыть изволит. Из города он уезжает. Если хотите поговорить, тянуть никак нельзя.
— Уезжает, и ладно, — с некоторым облегчением сказала Эле. — Я вполне потерплю.
— Ну вот, сколько еще терпеть? — возмутилась Даша. — Надо этого доктора сейчас же ловить.
Костяк посмотрел на нее и сказал:
— Лучше сейчас. Судя по багажу, он надолго уезжает. Сейчас у него какие-то посетители, а потом на лошадь сядет, и поминай как звали. Его охрана на постоялом дворе у Дровяных ворот ждет. Готовы уже к выходу.
— Пошли, — решительно сказала Даша.
Эле пришлось потянуть за рукав.
В дверях гостиницы проход посетителям преградил охранник:
— Куда прете? Если на кухню, то через двор идите. Здесь для благородных.
— Нам кухня не нужна, — спокойно и даже с некоторой ленцой сообщил Костяк. — Приказано письмо господину Дуллитлу передать. И ответа непременно дождаться.
Охранник осмотрел конверт со старательно выведенной надписью, кликнул мальчишку-посыльного:
— Передай лорду Дуллитлу. И спроси, будет ответ или нет.
Мальчишка умчался. Охранник подозрительно оглядывал посетителей, уделяя особое внимание темноволосой женщине, в основном ее дубинке и наручам, хотя и высокую грудь разглядывал с неоправданным пристрастием.
Мальчишка вернулся:
— Приказали подождать. Милорд выйдет, как только освободится.
— Зайдите, там комната для курьеров и посыльных, — хмуро сказал охранник, — там и ждите.
Гости прошли мимо полированной стойки, за которой торчал тучный портье, и оказались в комнате с низким потолком. Здесь стояло несколько стульев и даже стол с большой чернильницей и пресс-папье.
— Чего мы приперлись?! — зашипела Эле. — Скотов, что меня как одноногую кобылу разглядывают, и в нашем Западном углу хватает. Там хоть в морду можно дать. Позоримся только. А ты, парень, как лох последний, еще и на конверт потратился. Или спер здесь же?
— Спокойно, госпожа Эле, — пробормотал Костяк. — Конверт купил. Послание самолично сочинил. Очень долго вы шли. Была бы Даша, лучше бы написала. А я чуть голову от натуги не сломал, да все равно безграмотно получилось.
— Что ты ему написал? — с любопытством спросила Даша.
— Попросил о встрече и краткой консультации. Сослался на общего знакомого. Ну, того, что я тебе рассказывал, — на одноглазого Кваз-и-Модо.
— На кого?! — ужаснулась Даша.
— На Кваз-и-Модо. Так того парня звали. Лекарь его наверняка помнит. Ты чего рот открыла?
— Ничего, — пролепетала девушка. — Рубашка у тебя красивая. Ты чего вырядился?
— А как же меня иначе сюда пустят? — с удивлением поинтересовался Лохматый. — Здесь не Пристани и не Южный угол. Каждому месту своя одежка нужна.
— А разве… — с возмущением начала Даша.
— Что вы языками треплете? — зашептала Эле. — Рубашку обсуждают, нашли время. Пойдемте отсюда, пока над нами лекарь не посмеялся и не приказал в шею вытолкать.
Даша засопела и решительно села на стул.
— Что вы, госпожа Эле, паникуете? — успокаивающе зашептал Лохматый. — Подождем, раз уж пришли. Вдруг что и выгорит?
— Как же, чудо свершится. Не верю я в колдунов. Все враки. Пойдемте, невмоготу мне здесь, — взмолилась женщина.
Даше показалось, что хозяйка сейчас заплачет. Это уж совсем ни к чему. Ничего такого страшного пока не происходило.
Со стула был виден край лестницы. Широкие ступеньки, застланные ковром. Даша уже сто лет не видела ковров. По лестнице застучали шаги — быстрым шагом спустились трое мужчин. Все при оружии и какие-то странные. Бороды подстрижены необычно, что ли? Пошли на улицу. Тут же спустился еще один солидный мужчина. Даша обалдела и мигом забыла про предыдущих бородачей. Вот у этого господина лицо так лицо! Таких пышных бакенбард девушка в жизни не видала. Разве только на картинках в учебниках. Кто их там носил? Франц-Иосиф или Столыпин?
«Франц-Иосиф» быстрым шагом вошел в комнату.
— Я — господин Дуллитл. Чье письмо мне передали? — Док небрежно держал руку на замысловатом эфесе сабли.
— Наше письмо, — неуверенно пробормотал Костяк. Очевидно, пышные заросли на щеках колдуна не на шутку потрясли и хладнокровного вора.
— Значит, это ты с Квазимодо знаком? Ну и как наш одноглазый — жив, здоров? Сейчас в Каннуте?
— Н-нет, — в замешательстве промямлил Лохматый. — Они на север отбыли.
— Умно, — доктор Дуллитл кивнул головой. — Наш друг всегда умел быстро соображать. Значит, уехал? Жаль, сейчас бы пригодился. И он, и его ловкие друзья. Ну а чем вам могу быть полезен? Только предупреждаю, я крайне ограничен во времени. Тороплюсь.
— Пожалуйста, милорд, руку посмотрите, — попросил Костяк.
— Чью? — Доктор кинул беглый взгляд на сидящую Дашу, чуть пристальнее глянул на, похоже, онемевшую от стеснения Эле. — У вас с руками вроде все в полном порядке.
Даша опомнилась, подскочила и бросилась расшнуровывать наруч на руке хозяйки.
— Если можно — быстрее, — вежливо поторопил доктор, нервно прохаживаясь по комнате. — У меня очень мало времени.
Бугры выпирающих из предплечья костей он все же осмотрел тщательно. Осторожно прикасался кончиками пальцев:
— Так больно? А так? М-м-м… Псевдоартроз… Хм. Хоть сейчас в анатомический атлас. Да, леди, очень жаль. И давно вы носите этот, хм, фиксатор? — Он коротко взглянул в лицо женщины. — Такая милая молодая леди и такая проблема… Сочувствую, да, весьма. Нужна операция. При должном уходе прогноз был бы благоприятным. Но сейчас, увы, при всем желании ничем не могу вам помочь. Мне срочно нужно уезжать. Возможно, когда-нибудь потом…
— А когда вы вернетесь, милорд? — почтительно поинтересовался Костяк.
— Хм, боюсь, что не скоро. Честно говоря, я не рассчитываю возвращаться. Как вы совершенно справедливо заметили, сейчас лучше двигаться на север. Спокойнее, знаете ли. Кстати, и вам советую покинуть Каннут, если у вас имеется такая возможность. А сейчас вынужден вас оставить. Очень жаль, леди, — Дуллитл с явным сочувствием кивнул темноволосой женщине. — В другой раз приложил бы все усилия… Но сейчас не могу, к превеликому сожалению. Прошу простить. Могу только порекомендовать тщательнее ухаживать за рукой. Используйте отвар мышиной дорожки, настой плауна. Воспаление вам будет совершенно ни к чему. И лучше бы вам сменить род деятельности, — он указал взглядом на дубинку за поясом женщины. — Вашей руке необходим покой. Еще раз сожалею. Вынужден проститься. Всего вам хорошего.
Дуллитл повернулся к двери.
— Ничего хорошего нам не будет, доктор, — негромко, но отчетливо сказала Даша. — И вам не будет. Когда нарушается клятва Гиппократа, никогда ничего хорошего не случается.
