— Прикупим, — Эле по-кошачьи двинулась вдоль поленницы. — Вот дожди кончатся, и прикупим.
— Подорожает, — Даша в том же темпе отступала в безопасную сторону.
— Если и подорожает, то не сильно, — тон Эле не меняла, но глаза ее смеялись. — На дрова у нас денежек пока хватит.
— Дрова — это огонь, а огонь — это дым. Пускаем деньги на ветер, — бормотала Даша, держа дубинку наготове и пытаясь угадать, что именно задумала профессионалка.
Разговаривать во время драки Эле любила. Считала, что это отвлекает воспитанницу, заставляет смотреть и мыслить шире. Бой отнюдь не ярмарочный кулачный поединок один на один. Нужно смотреть шире…
— Ой!
Дубинка отлетела к забору, а сама Даша оказалась сидящей на земле. Поскольку попа была прикрыта, заслуженного шлепка не последовало. Эле просто щелкнула незадачливую партнершу по курносому носу:
— Бой — вовсе не пауза в возне по хозяйству, как думают некоторые.
— Да, и бой не ярмарка. Кто убирать будет? — заскулила Даша, окидывая взглядом разбросанные по всему дворику дрова. Эле прошла сквозь преграду-поленницу, как сквозь паутину.
— Полагаю, убирать должен тот, кто посчитал поленья надежной шеренгой латников, — объяснила наставница, но тут же смилостивилась: — Вместе уберем…
Справились с дровами быстро. Эле доставляло удовольствие одинаково хорошо работать обеими руками. Поленница быстренько приняла обычный достойный вид.
— Теперь пойдем, погадаем, — скомандовала Эле.
Они вышли на улицу. Соседа с тележкой пропустили — и так понятно, к площади Двух Колодцев идет. Потом Эле кивнула на незнакомую женщину с пустым мешком. До перекрестка оставалось еще шагов пятьдесят. Даша напряглась. Куда повернет? К рынку с пустым мешком в это время вряд ли. Скорее всего, сама что-то продала. На дом носила. Там только Низкий тупик, значит… Ничего не значит. Может, ей мешок кто-то вернул, а может, она расчлененный труп в канаву, что у ручья, отволокла. Там такая свалка, что хоть десяток «деловых» прячь…
— Не угадывай! — зашипела Эле. — Чувствуй!
Даша отогнала все мысли. Куда повернет? Шляются здесь разные.
— Направо, — бессмысленно сказала девушка.
Тетка повернула направо.
— Молодец, — похвалила Эле. — Можешь ведь, когда свою логику подальше засунешь.
— Логика тоже полезная вещь, — неуверенно запротестовала Даша.
— Не спорю. Только она работает, когда старый Брас тележку тащит или из-под рубашки твоего лохматого дружка дага выпирает. Тут можно мозгом додуматься, факты сопоставить. Я тебе в который раз другое пытаюсь объяснить.
Даша вздохнула. Что здесь объяснять? Эле чувствовала, куда направляются люди. Чувствовала, и все. С вероятностью примерно в восемьдесят — восемьдесят пять процентов. И объяснить сей странный феномен было решительно невозможно. Оставалось только попробовать и прочувствовать самой.
— Аша, ты все сомневаешься? — Эле улыбнулась. — Меня такому с девяти лет учили. Когда нужно угадывать — угадывай. Главное — не размышлять. Это легко.
У Эле все легко. И двумя ножами драться, и подножку подставить, и бюстом повести так, что мужики немеют.
— Аша, ты сегодня в «Треснувшую ложку» сходи. Лохматый ждать будет.
— Что-о?! С какой это стати?! Я как вспомню, у меня голова разламывается. И не подумаю идти. Что это он выдумал? Опять вляпался?
— Не вляпался. Просто сходи, посиди с ним. Яблоневку пить не обязательно. Обратно Костяк тебя проводит.
— А туда мне самой тащиться? Да еще его дружкам улыбаться?
— Даша, я тебя прошу, сходи. — В голосе Эле появились жалобные нотки.
— Фу-ты, — Даша наконец догадалась, — разве прямо не можешь сказать, что я вечером мешать буду?
— Не мешать, но… — Эле засмущалась. — Аша, ты не обижайся. Мне бы, пока я совсем старая не стала…
— Что я, совсем дура? Не понимаю? Пойду, погуляю, конечно. Извини, я сразу не поняла.
— Дарь-я, — голос Эле приобрел обычную стальную твердость. — Это и твой дом. Смотри мне, глупости не выдумывай. Знаю я тебя.
— Ничего выдумывать не буду. — Даша приподнялась на цыпочки и чмокнула строгую наставницу в щеку. — Вам что-нибудь приготовить на вечер?
— Вот еще! Буду я всяких случайных типов деликатесами приваживать…
* * *
Добралась Даша до «Треснувшей ложки» еще в первых сумерках, но улицы уже были непривычно пусты. Даже гулящих девок почти не было видно. Возможно, именно поэтому к Даше три раза настойчиво пытались прицениться. Девушка с тревогой подумала, что кюлоты можно было и не надевать. Для одиноких прогулок одежка явно не подходила.
Лохматый торчал перед входом в таверну. Вид у парня был мрачным.
— Если я отвлекаю от злодейских замыслов, то я обратно пойду, — сказала девушка.
— Я тебя всегда рад видеть. Обратно идти не нужно. И опасно, и хозяйке планы расстроишь. У нее планы хоть и не злодейские, но все равно.
— Догадливый какой.
— Ну, догадаться несложно. Это ты у нас бестелесная и воздержанная. А мы люди неблагородные, нам бы пожрать да поспать. Что ты губы надуваешь?
— Грубый ты и невоспитанный, — заявила Даша.
— Что правда, то правда, — угрюмо согласился Костяк. — Ты внутрь зайдешь или здесь торчать будем?
— Зайду, но пить эту проклятую яблоневку не буду.
— Я тебе лимонную воду заказал, — пробурчал Костяк. — Она с медом. Тебе понравится.
В углу общего зала потасканный музыкант лениво перебирал струны. Меланхоличным звукам внимало человек пять. В зале даже большая часть масляных фонарей была притушена.
— Этак разорится ваша «Ложка», — заметила Даша.
— В других заведениях дела идут не лучше, — пробормотал Лохматый. — Народ по домам сидит.
Знакомых «деловых», к удивлению Даши, оказалось всего трое. Виг, Утбурд и красотка Ресничка сидели за столом вокруг одинокого кувшина с пивом. Появление подружки десятника особого оживления не вызвало — парни кивнули, девица демонстративно разглядывала свои ногти.
Даша глотнула из пододвинутого Лохматым стакана. В лимонад явно бухнули слишком много меда. Впрочем, пить не очень-то и хотелось. Девушка глянула, как Виг ковыряет ножом стол. Что это с ними?
Даша притянула за рукав Лохматого, шепотом поинтересовалась:
— Что у вас за траур? Ограбления сегодня не задались?
— Тебе-то что? — неожиданно резко прошипел Костяк. — Что тебе до наших дел?
— Да ничего, — растерянно пробормотала Даша. — Я так, из вежливости.
Лохматый засопел и объяснил:
— У нас Сом пропал. А Парроту руку порезали.
