Лилли с любопытством посмотрела на своего собеседника.
— Но вы сказали Лео, что не были старателем, — напомнила она; при взгляде на это красивое лицо, аккуратно подстриженные усики и красиво очерченные губы, с небольшой горбинкой нос и загорелую кожу у Лилли засосало под ложечкой. — Никогда не были старателем.
Порыв ветра кинул ему на лоб прядь волос, Джек убрал их назад.
— Я говорил правду, — с усмешкой произнес он. — Есть много способов сделать состояние, помимо выкапывания его из земли.
На лице Лилли отразилось недоумение.
— Гораздо легче извлечь золото из карманов старателей в баре, чем добывать его, стоя по колено в воде, из ручья Вам так не кажется?
Лилли улыбнулась.
— Да. Конечно. Я не подумала. Значит, вы построили и открыли там бар?
— Бары, — поправил он. — И гостиницы. К концу девяносто седьмого года миллионеров в Доусоне на квадратный дюйм было больше, чем в любом другом месте мира, и почти все они жили в лачугах, недостойных даже собаки. Пока я не построил «Палас» и «Мажестик».
Облегчение, которое она испытала, увидев его на палубе, снова охватило ее. Он был далеко не просто профессиональным игроком. Кошмарные игорные дома, о которых говорила мисс Нетлшем, были всего лишь плодом ее воображения. Джек Кулидж был бизнесменом, а бизнесмены — уважаемые люди.
* * *
В нескольких ярдах от этой пары, облокотившись на поручни, стоял и, слегка нахмурившись, смотрел на нее Ринган Камерон. Хотя на пароходе он держался особняком от всех, обрывки услышанных разговоров позволили ему узнать мужчину. Это был Счастливчик Джек Кулидж, профессиональный игрок, который владел более чем половиной Доусона. Имени его собеседницы он не знал.
Знал только, что она не похожа на типичных молодых женщин, которые обычно крутятся вокруг мужчин с такой неважной репутацией Кулидж сказал что-то забавное, потому что девушка рассмеялась У нее был теплый грудной смех Ничего нарочитого или неприличного в нем не было. На Рингана накатила тоска. Он так давно не слышал женского смеха.
Боже, до посадки на «Сенатор» он и женщин-то уже давным-давно не видел. И не успел он защититься от прошлого, как мысли его обратились к Пэтти, и приступ тоски сменился мучительной болью.
Пэтти. Пэтти умерла, он отсидел свое и теперь свободен. Свободен для чего? Хотя он ухватился за возможность выйти на поруки и отправиться на Клондайк, он все же не представлял себя моющим золото в ручьях и оврагах. Алчность никогда не была ему свойственна. Чем он хотел заниматься, так это своим обычным делом, тем. чему учился. Он хотел лечить людей.
Пронзительный ветер трепал его волосы и забирался под зеленую клетчатую рубашку. Да, но кто пойдет к врачу, который отсидел в тюрьме за убийство? Уж конечно, суровые старатели не доверят свои жизни человеку, который отнял жизнь. «Даже если бы они узнали, как все было на самом деле?» — спросил тихий внутренний голос. Он сжал губы под рыжеватыми усами. Обстоятельства не убедили судью, который признал его виновным, и хотя другие люди могли рассматривать десять лет как мягкий приговор, а досрочное освобождение как подарок, Ринган так не считал. Да и почему он должен так считать? Он прикончил человека, который погубил его младшую сестру, человека, который потребовал, чтобы она сделала аборт, человека, который даже не вызвал врача, когда она лежала, истекая кровью.
Ринган стиснул зубы. Когда он двинул Тэду Роуэнтри в челюсть, он не собирался его убивать. Но не испытал никаких сожалений, когда обнаружил, что убил. И до сих пор не сожалеет. Роуэнтри был негодяем. Ниже низкого.
Но если он не раскаивался, что отнял у Роуэнтри жизнь, то в кого же превратился он сам? Уж точно не в высокоморального человека. А врачи — это люди морали. Или по крайней мере те врачи, на которых он всегда хотел походить.
,0н почувствовал, что к нему опять начала подбираться черным псом депрессия, и огромным усилием воли высвободился из ее цепких объятий. Будь он проклят, если теперь, на свободе, поддастся отчаянию, которое отравляло его дни в тюрьме. Не теперь, когда морской ветер треплет его волосы, на тубах высыхают соленые капли, солнце ласкает лицо. Хвала Господу, он свободный человек, и он никогда больше не будет жить в замкнутом пространстве.
Счастливчик Джек и его спутница прогуливались по палубе. Он услышал смешок Кулиджа, снова до него донесся теплый грудной смех девушки. В нем была какая-то восхитительная беспечность. Он напомнил Рингану о естественном смехе ребенка. И в этот момент он увидел, как к женщине подбежал маленький мальчик.
Ринган поудобнее устроился у поручней. Он и внимание-то на нее обратил из-за этой ее непринужденной, полной радости манеры обращаться с детьми. Мальчишка казался сущим постреленком — смышленым и живым. А девочка с косичками и в соломенной шляпке, задорно сдвинутой на затылок, и в черных чулках, немного собравшихся на щиколотках, излучала благополучие и не по годам развитое чувство ответственности.
Когда Счастливчик Джек присел перед мальчиком на корточки, а девочка взяла девушку за руку, к ним смущенно приблизилась другая молодая особа, видимо, присматривавшая за детьми. Она была темноволосой и некрасивой и явно пребывала в сильной растерянности от того, что вынуждена знакомиться с мистером Кулиджем, имеющим сомнительную репутацию.
Наблюдая эту сценку, Ринган снова задумался над тем, кем приходятся дети этой девушке, которая столь дружески общается с Джеком Кулиджем. Она не может быть их матерью: девочке лет десять или одиннадцать, а девушке на вид не больше восемнадцати. У него перехватило дыхание. Пэтти было восемнадцать. И она была милой, любящей и очень-очень глупой.
Железным усилием воли он пресек мысли о Пэтти и вернулся к молодой женщине, которая привлекла его внимание, когда в последнюю минуту садилась на пароход.
Если она им не мать, то', значит, сестра? Это казалось логически правильным выводом. Она обращалась с ними свободно, не как няня или гувернантка. Ему нравилось то, как светились лица детей, когда они подбегали к ней.
Он любовался тем, как она ласково треплет мальчика по волосам, с любовью держит за руку девочку. Кажется, вместе им хорошо.
Кулидж выпрямился. У некрасивой молодой женщины был такой вид, будто она хотела, чтобы палуба разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. Мальчик тянул Кулиджа за руку, явно о чем-то прося.
Ветерок изменил направление, и до Рингана донеслись слова Кулиджа:
— Если ты хочешь познакомиться с настоящим манером, Лео, я могу представить тебя одному из них.
Лео. Красивое имя. Интересно, а полное какое — Леонард или Леопольд? И как, интересно, зовут девушку?
Кулидж оставил женщин и зашагал в направлении кают-компании на верхней палубе. Лео со счастливым видом семенил рядом.
Теперь Ринган устроился лицом к палубе, стараясь, Чтобы поручень не очень впивался в поясницу. Какой бы сомнительной ни была репутация Счастливчика Джека, он явно обладал и подкупающими качествами. Не каждый мужчина достаточно чуток, чтобы, разговаривая с ребенком, присесть на корточки, чтобы не казаться малышу таким огромным и подавляющим.
