— Ничего, станешь учиться по ходу дела, но, как я сказал, сейчас главное — любить девочку. Остальное со временем придет.
— Ну что? Будешь держать человека всю ночь своими разговорами, когда его жена ждет? — возмутилась Мейбл, вбегая в зал. — Иди, Оуэн Мередит. Твоя жена уже в постели. Нечего тянуть!
Хозяин Фрайарсгейта вскочил со скамьи и с улыбкой поспешил прочь.
— Ах ты, старая грешница! — уколол Эдвард жену. — Мне только удалось успокоить его, как ты влетаешь, выкрикивая приказы!
Он притянул ее к себе на колени и крепко поцеловал.
— Ты пьян, — упрекнула Мейбл.
— Не хочешь ли капельку, старушка?
— Да, но поцелуй меня еще раз, прежде чем нальешь виски, — попросила Мейбл. — Пусть мы не новобрачные, но ты всегда был щедр на любовь, Эдмунд Болтон.
Эдмунд улыбнулся жене:
— И после такой долгой разлуки я рад доказать, что мое сердце по-прежнему принадлежит тебе, как доказывал все ночи с тех пор, как ты снова вернулась.
И с этими словами он поцеловал ее.
Глава 10
Он медленно открыл дверь спальни и ступил внутрь, вздрогнув, когда дверь громко хлопнула за его спиной. Шторы на окнах были задернуты. В дальнем конце ярко полыхал огонь в камине. Комната была богато обставлена крепкой дубовой мебелью, но Оуэн не отрывал глаза от большой задрапированной кровати. Занавеси были почти задернуты.
— Оуэн! — прозвучал тонкий нерешительный голосок.
— Да, Розамунда, это я, — ответил он, подходя к той стороне кровати, где между занавесями белела тонкая фигурка.
Розамунда сидела, облокотившись на подушки и прижимая одеяло к груди. Волосы раскинулись по обнаженным плечам.
— Ложись, — пригласила она чуть громче.
— Ты так нетерпелива? — поддел он, начиная раздеваться.
— А ты? — смешливо парировала она.
Оуэн рассмеялся.
— Для непорочной девственницы ты чересчур дерзка, — заметил он, поспешно сбрасывая одежду, но стараясь не казаться слишком возбужденным, хотя, по правде говоря, жаждал оказаться с ней в одной постели. И все же ради скромности повернулся к ней спиной, — О, у тебя прекрасная округлая задница, — лукаво заметила она, когда он снял сорочку, — но слишком волосатые ноги, сэр. Интересно, ты весь в шерсти? Кажется, ты похож на одного из моих породистых баранов.
— Я буду бараном для своей милой маленькой овечки, — пообещал он, поворачиваясь. Он оказался полностью обнаженным.
— О Господи! — охнула Розамунда, впервые в жизни увидев нагого мужчину. Ее янтарные глаза внимательно изучали его широкие плечи, мускулистую грудь, покрытую порослью золотистых волос, длинные ноги и… — О Господи, — повторила она, опуская голову. — Это твое…
Ее голос замер, но во взгляде светилось любопытство.
— Да, это и есть орудие твоего падения, любимая, — кивнул он. — А теперь подвинься. Я замерз, несмотря на огонь. Слышишь, в окна бьет дождь. Хотя на дворе всего лишь август, осень уже приближается.
Розамунда откинула одеяло, приглашая его к себе.
— И что ты с ним делаешь? — наивно спросила она.
Он обнял ее и придвинулся ближе.
Он станет еще больше, по мере тога как мое желание к тебе растет, — начал он, лаская ее маленькие округлые груди.
Розамунда повернула голову.
— А потом?
Она с наслаждением отдавалась его ласкам.
Оуэн нагнулся и поцеловал ее.
— Давай не будем спешить, любимая. Я обещаю все тебе объяснить.
Он стал потирать большим пальцем ее сосок, одновременно легонько подталкивая на подушки.
— Женские груди очень соблазнительны, — признался он, припав губами к нежной плоти. Его губы были такими теплыми!
Сердце Розамунды забилось сильнее. Она что-то несвязно бормотала, пока он лизал ее соски по очереди. Но вдруг его губы сомкнулись на круглой горошинке. Он втянул ее в рот и стал сосать. Розамунда охнула от удивления.
Оуэн поднял голову. Глаза словно застлало дымкой, происхождения которой она не понимала.
— Скажи, тебе хорошо или неприятно? Только честно.
— Нет-нет, хорошо! Очень хорошо! — заверила она.
Он снова опустил голову, но на этот раз припал к другой груди. Губы сильно тянули чувствительную вершинку.
Она вдруг ощутила несильный укус. Зубы сдавили сосок и снова потянули.
— О да, — выдохнула Розамунда, сгорая от невиданных ощущений.
Он принялся сосать другую грудь, и Розамунда вздохнула. По телу пробегали волны озноба. Но до чего же приятно! Приятно и чуточку страшновато.
Оуэн с жадностью вдыхал ее аромат. Она пахнет Вереском: чудесный запах и так ей подходит.
Он осыпал поцелуями ее сладостную теплую плоть. Губы скользили вниз, к животу, ощущая биение крови в ее жилах: Дойдя до пупка, он замер, не зная, как далеко может зайти, но, вспомнив, что она молода и неопытна, положил голову ей на живот и погладил бедро. «Как муж любит жену?» — снова спросил он себя. Будь она старше, опытнее, шлюха, наконец, он был бы более в себе уверен. Но она невинная, непорочная девушка. И в этом-то вся беда.
«Почему он остановился?» — гадала Розамунда. Что-то не так? Она сделала то, чего не должна была? Что-то неприличное?
— Что случилось, Оуэн? — прошептала она. — Я рассердила тебя своим невежеством?
Ее голос, ее наивный вопрос вернули его к реальности.
— Я не знаю, как быть с тобой, — честно объяснил он. — Я никогда не был в постели с девственницей, не говоря уже о жене.
— С кем же ты бывал в постели? — выпалила она, охваченная любопытством и немного ревнуя.
— С придворными дамами, ищущими развлечений, куртизанками и шлюхами. Ты совсем другая, любовь моя. Чистая и сладкая. Ты моя жена.
— Разве не все женщины имеют одинаковые желания и сладострастные вожделения? — удивилась она.
— Не знаю! — выпалил он. — Я провел жизнь на королевской службе, Розамунда, и соединялся с женщинами наспех, с единственной целью получить удовольствие. Ты моя жена, и наши соития имеют целью произвести на свет детей, отпрысков чресл наших и нашей крови, а не ради развлечений или забавы.
— Но почему нет? — возразила Розамунда. — Почему бы нам не доставить себе радость, плодом которой и явятся дети, муж мой? Разве дети не появляются на свет от любви?
Почему наша страсть должна быть столь холодна?
— Ты права, — согласился он, склоняясь перед мудростью ее слов, и нежно улыбнулся в ее теплые карие глаза. — Я люблю тебя, Розамунда. А ты? Сможешь ли ты любить меня, сердце мое?
