Она протянула ноги к огню, чувствуя, как согреваются подошвы.
Она замужем. Замужем за Бэном Макколом. И что бы она ни говорила, все же ощущала огромное облегчение: теперь ни у кого не будет вопросов о происхождении ребенка, который растет в ее чреве. Это следующий наследник Фрайарсгейта. Или наследница. Все равно… потому что Бэн больше не будет лежать в ее постели. Он сослужил свою службу, а в награду получил жену. Рано или поздно он поймет, что она твердо намерена больше не спать с ним, и возьмет любовницу.
Нет! Не возьмет! Она не позволит!
При мысли о другой женщине, лежащей в его сильных объятиях и пьющей хмель его поцелуев, волна ревности накрыла ее с головой. Нет! Если он желает жить в целомудрии, пусть будет так! Несмотря на все его сладкие речи, он желает получить Фрайарсгейт. Она уверена! И как можно не хотеть такое поместье! Какая удача для побочного сына горца, у которого за душой нет ничего, кроме смазливой физиономии! Что ж, Бэн получил Фрайарсгейт, хотя не такого добивался. Но все же он станет теперь разъезжать по полям и слышать, как его называют хозяином.
Элизабет с трудом поднялась и уселась за большой стол, как всегда, когда работала. Вытащила карту полей и стала внимательно изучать ее, решая, что и где посеять. В этом году им понадобится больше сена. Три поля к западу нужно засеять рожью. Овес, ячмень, пшеница…
Она отмечала поле за полем. Несколько полей будут оставлены под лук-репку и лук-шалот, горошек, бобы и капусту. Хотя многие считали лук-порей нездоровой едой, он всегда выращивался во Фрайарсгейте со времен отца Элизабет — наряду с петрушкой, шалфеем и другими травами.
Наконец довольная своими трудами, Элизабет выпрямилась. Нужно только подумать, хватит ли семян. Обычно зерна и овощей хватало до нового урожая.
В дверь постучали. На пороге вырос Бэн:
— У тебя есть какие-нибудь поручения на сегодня? Завтра я пойду к Эдмунду, а потом потолкую с пастухами.
— Заходи, — позвала она, чувствуя себя гораздо сильнее, когда занималась чем-то знакомым.
Она — хозяйка Фрайарсгейта, и не важно, что теперь у нее есть муж.
— Посмотри, как я разметила поля для сева, и дай свой совет.
Он встал рядом и оглядел карту.
— Почему эти поля остаются незасеянными? — удивился он.
— Каждый годя оставляю несколько полей незасеянными или сею рожь. Почва должна отдыхать. Разве твой отец не делает этого?
— У нас нет таких полей, поэтому мы всегда их все засеваем. Кстати, у меня не было времени сказать: я привез с собой приданое.
— В самом деле? — слегка улыбнулась она.
— Большую часть овец, купленных у тебя, вместе с ягнятами.
— Но не все?
— Не все, только те, что остались.
— А что же с остальными? Их украли? Или они съедены: твоим отцом, волками или арендаторами? Сколько всего осталось?
— Примерно две трети отары.
— Так ты зажиточный человек, муж мой, — усмехнулась Элизабет.
— Ну, начнем с того, что они были твоими.
— Но ты честно приобрел их, — поспешно ответила она.
— Несколько твоих пастухов сегодня утром выехали в Клевенз-Карн. У них уйдет добрых полтора дня, чтобы пригнать сюда отару. Ягнята слишком малы для путешествия, поэтому мы везли их в крытой повозке на соломе.
— Молодец! — вырвалось у нее.
— Думаю, они будут рады вернуться во Фрайарсгейт, — усмехнулся он. — Наши горные пастбища — совсем не то, что обильные луга Фрайарсгейта. Боюсь, овцам пришлось нелегко.
— И сколько появилось ягнят? — спросила она.
— Дюжина, не больше. Хотя баран очень старался, — усмехнулся он.
Элизабет покраснела, кивнула и попросила мужа:
— Проверь, пожалуйста, хватит ли семян. Возьми с собой эту карту, когда пойдешь в амбары. И если будет время, начинай посещать ткачей. Эдмунд скажет тебе, где они живут. Узнай сколько сукна соткано. Мне нужно готовить судно к рейсу в Нидерланды. Оптовые торговцы всегда счастливы видеть на рынке сукно из Фрайарсгейта.
Бэн вышел из библиотеки. Уж очень она деловита, его молодая жена. Неужели все молодожены проводят день своей свадьбы подобным образом?
Она хорошо прятала гнев за маской ледяного безразличия, но он знал, сколько страсти таится в этой женщине. Его ждут тяжелые времена, но он не собирался отступать, Элизабет так легко его не простит, но у него есть веский довод: он всегда был с ней честен. Неужели она сердится на него за то, что он был верен отцу?
Бэн пожал плечами. Рано или поздно она опомнится. А если нет?…
Прошло несколько недель, и каждый новый день, не считая субботы, был похож на предыдущие. Они вставали, завтракали и принимались за работу. Обедали в полдень и снова работали до заката. После ужина Элизабет исчезала в своей комнате. Она редко говорила с мужем, отделываясь приказаниями или обсуждая дела, Несколько раз он пытался занять ее игрой в "Зайца и собак", но она отказывалась. В ней не ощущалось открытой враждебности, она слушалась его советов, но между ними не было ни тепла, ни нежности.
И с каждым днем живот Элизабет все больше рос. Она уже переваливалась на ходу, как утка, и стала немного задыхаться. И становилась все раздражительнее. Бэн поймал себя на том, что с нетерпением ждет возвращения тещи.
— Ребенок, которого ты мне сделал, будет гигантом, — процедила Элизабет как-то вечером.
Теперь она старалась лишний раз не подниматься по лестнице.
— Мой отец — великан, я — великан, да и братья тоже. Но моя мачеха была стройной и высокой, совсем как ты. Она легко родила Гилберта, возможно, потому что я был рядом, — жизнерадостно сообщил он.
— Хорошо, если будет мальчик, — проворчала Элизабет. — Такая громоздкая девчонка никогда не найдет мужа. И не говори, что твоя сестра тоже великанша!
— Нет, Маргарет маленькая и хрупкая.
— Она ведь монахиня, не так ли?
— Да. Как и твоя кузина, — заметил он.
— Думаю, неплохо бы сыграть в шахматы, — решила она. — Ты играешь?
— Да. Сейчас принесу игорный столик, — обрадовался он.
— Сегодня я места себе не нахожу, — призналась Элизабет.
Он поставил между ними столик и предложил ей выбрать шахматы. К его удивлению, она выбрала черные. Наверное, под стать своему настроению.
— Значит, я буду белым рыцарем, — пошутил он.
— Именно так и считает моя семья, — бросила она.
— Похоже, мне вовсе не обязательно было возвращаться, — не выдержал он.
— Но ведь ты вернулся, не так ли? Не смог устоять перед таким искушением, как Фрайарсгейт! — ехидно пробормотала Элизабет.
— По условиям контракта, даже если ты, упаси Господь, умрешь вместе с ребенком, Фрайарсгейт вернется к твоей матери. Поверь, Элизабет, мне не было иной выгоды жениться на тебе, кроме той, что я тебя люблю. Твой язык острее шпаги. Да, я покинул тебя, но разве я не говорил всегда, что уеду? Ты могла бы послать за мной и сообщить, что беременна. Могла бы попросить моего отца разрешить брак между нами. Но ты заупрямилась, и, если бы не твоя мать, ребенок родился бы бастардом.
