Вторая Ольга стала носить кружевные воротнички, собственноручно связанные крючком. Принялась настирывать и крахмалить бабкины старорежимные скатерти, покупать пирожные к чаю, благо в кондитерской за углом они были свежие и в изобилии. Бабка пирожным радовалась, как малое дитя. Но, съев штучку-другую, успокаивалась. А вот Вторую Ольгу, и без пирожных склонную к полноте, а к физическим упражнениям – напротив – вовсе не склонную, из-за этих сдобных чаепитий через пару месяцев раздуло там, где следовало бы слегка усохнуть, – в «кеглях».
И вот, наконец, благословенный внучок приехал! Да не в конце августа, как планировалось, а на майские праздники! Интеллигентная старуха свою жиличку заранее оповестила да с подружкой сговорилась, что приедет к ней поболтать – давно не виделись – и вообще с ночёвкой, чего ей без ночёвки в такую даль переться, аж на Таирова?!
У бабки в этой комбинации был свой бубновый интерес. Потому что, по её убеждению, внучок женщин боялся, сторонился и, похоже, ещё девственник. Бабка в таких делах толк знала, потому что в молодости она была – о-го-го! Ах!.. Нет-нет, не такой, конечно же, как эти, в коротких юбках, обжимающиеся… Но, помнится, как-то у неё было одномоментно пять ухажёров. С двумя она уже… Ну да не важно. С третьим по театрам ходила. Четвёртый плавал. А за пятого она замуж вышла. Ненадолго, правда. Ну да уже тоже не важно, потому что всё уже давно быльём заросло. То есть – тьфу ты! – поросло, конечно же! А вот откуда у неё внучок такой целомудренный вышел – совсем непонятно! А ещё говорят – через поколение передаётся. Верь им!
Оленька бабке на самом деле нравилась. Умница девочка. Домашняя, хозяйственная. Что до сих пор не при кавалерах – так и хорошо. Будет Олежека ценить за оказанное внимание. А что и она неопытная, хотя, видать, не девка, – не страшно. Вода, как говорится, всегда дырку найдёт. То есть не дырку, а эту… Чёрт!.. Дорогу! Что-то на старости лет мысли с воспоминаниями путаются. Где же лучше пересесть на двадцать девятый? На вокзале? Там до остановки дольше тащиться. На Водопроводной? Там уже не сядешь. В общем, совет да любовь! Хорошо получится – поженятся. Не получится хорошо – пусть уже хоть что-то для начала получится.
Вторая Ольга платье шерстяное с кружевным воротничком нагладила, скатерть расстелила, за пирожными сгоняла, в духовке кусок мяса запекла и стала внучка с вокзала ожидать. Мол, ах, какая приятная неожиданность! Бабуля телеграмму получила, разумеется! Но у неё уже встреча с подругой заранее была договорена. Они там на кладбище сходят, на море. А завтра к обеду ваша бабушка вернётся, располагайтесь, Олег, пожалуйста! Сейчас поужинаем и спать ляжем. Я вас не потревожу, я там – за шкафом сплю, не волнуйтесь. Ой, что это у вас? Бутылка вина? Ах… Ну разве что по чуть-чуть…
Ну и так далее.
В общем, уже и чайник пятнадцать раз закипел, уже и варенье, в розетках хрустальных заранее разложенное, слегка подветрилось, и платье надето, а Ивана-царевича всё нет. В любом искусстве – даже в искусстве производить впечатление – главное не переборщить. Это понимать надо. Да-да, как раз тот случай, когда надо понимать. Потому что «искусство производить впечатление» – это только фигура речи. Производить впечатление – это ремесло. А в ремесле надо разбираться.
Вторая Ольга думала-думала, как бы так, чтобы… Вот он зайдёт, а она… А она что? Сидит как дура за столом, как будто тут его уже пару часов дожидается. Не-е-ет! Он такой заходит, а она… А она… А она на скрипке играет, вот! Ха-ха! Делать как будто больше нечего, только незнакомого какого-то мужика ждать. Она просто каждый вечер играет на скрипке, и только это позволяет ей смиряться с… с… с чем же, ёлки-палки?.. со скверной бытия.
Селиверстова полезла под кровать, где у неё пылилась скрипка, зачем-то приехавшая с ней из Кривого Рога в Одессу. Зачем? Ах да! Затем, что мама говорила, что надо играть на скрипке. И что это же твоя скрипка… Вот и пригодилась. В общем, будет она вся такая в кружевах – и на скрипке. Чай-вино-варенье… Без пяти минут морской офицер, военврач. И она – врач. Он с сыном в шахматы играет. А она – на скрипке. Не жизнь у них будет, а сплошная культура быта, в смысле – в старых добрых традициях.
Протёрла скрипочку и запиликала.
Вскоре и внучок подоспел. Ещё бы задержался – с отвычки бы все пальцы постесала бы под корень.
Бутылку вина из сумки достал.
Хороший парень. Ну, ростом не вышел – ещё не показатель. А что тощий – раскормим! Вон как пирожные молотит.
И тут звонок в дверь! Романова! Ни дать ни взять – чёрт принёс!..
– Лёш, я не понимаю, почему она меня пустила?! – Поля тянулась с Примусовых колен за бокалом шампанского, не отпуская его шею. Это ей нравилось. Шея у него была мощная, надёжная, не тонкая.
– Она не могла тебя не пустить. Из-за того, деточка, чего у тебя, слава богу, нет.
– Из-за чего это?! – Полина пыталась выпускать дым кольцами. – Тьфу ты! Не получается. Никогда не научусь…
– Из-за совести, моё сокровище. Из-за совести. Она была причастна к тому, что Вольша когда-то не пустила тебя на порог. И поскольку Селиверстова девочка куда более совестливая и добрая и испытывающая раскаяние, нежели очень разумная, ментальная и волевая Вольша, то она не могла не впустить тебя и не пригласить за стол.
– Он меня как увидел, этот пестик, так рот и открыл. А меня понесло, ё-моё! Стыдно вспоминать! Раскокетничалась, как малолетка на утреннике. Но только та в платье, со скрипочкой, а я – в шортах и маечке, с сигаретой, ну ты понимаешь?
– Это хорошо, что тебе стыдно…
– И ничего мне не стыдно!
– … хотя бы вспоминать.
– Вспоминать – стыдно! А так – ничего не стыдно. Нечего быть такой дурой со скрипочкой. Тоже мне, было бы кого обольщать. А и было бы – так не так это делается.
– О, и как же это делается? Мнение специалиста, пожалуйста.
– Да никак это не делается на самом деле. Мужчины сами обольщаются.
– Ну да, в особенности такие девственные мотыльки, как тот несчастный Олежек, от вздохов и коровьих взглядов которого ты тогда с неделю бегала.
– О-о-о! Кошмар! Он прямо вот так вот за мной и пошёл, оставив бедную Селиверстову со скрипочкой! – Полина зашлась в хохоте.
– Фу, какая злая девочка. – Примус поцеловал её в откинутую шею.
– Я же ему ещё номер телефона оставила. На хрена, спроси?! И уж не знаю, каким таким чутьём Вечный Жид вычисляет, чьи звонки мне неприятны, но когда этот Олежек звонит – она меня зовёт, старая сука.
– Вот этим самым чутьём и вычисляет – сучьим. Как сделать другой суке неприятно. И что же тебе по телефону рассказывает наш Олежек?
– Как я буду «лохмато» жить, если выйду за него замуж. Типа военным врачам в России дают квартиру, а стиральная машина и холодильник уже у него есть – стоят запечатанные. Вот какими меня сокровищами соблазняют! – Полина аж повизгивала, так ей стало смешно.
– Маленькая гадина!
