– Вот только… – Игнат Владимирович выжидающе посмотрел на меня. – У меня к вам одна небольшая просьба, Лия Захаровна. Даю слово, она совершенно вас не обременит, скорее, пойдет вам на пользу. Вы ведь, несмотря на все наши заверения, чувствуете за собой вину? Так?
Я кивнула. Я ведь действительно была виновата. Виновата в том, что пришла сюда слишком поздно, виновата, что не сумела подобрать нужных слов, виновата, что жива, в конце концов. Кругом виновата.
– Вы ведь неверующая?
– Нет.
– Плохо. Человек, не верящий в Бога, одинок в этом мире, в случае беды ему не к кому обратиться. Не считайте это упреком. Как Светлана упоминала, мы все здесь живем одной семьей, поэтому я хотел бы помочь вам… Помочь вашей душе. Моя просьба такова: в субботу, завтра, состоится моление в нашей церкви. Да, не удивляйтесь, у нас здесь имеется собственная церковь, она освящена по всем правилам, и священник свой. Американец, но он хорошо говорит по-русски, прихожане – наш коллектив. Завтра в пять ждем и вас. Придете?
– Обязательно. – Вот теперь я окончательно запуталась. Меня не просили подписывать никаких бумаг, не просили отвезти какой-нибудь подозрительный пакет подозрительным людям, не требовали денег. Сущая ерунда: прийти на службу, помолиться во спасение души. Собственной души, между прочим. Или самое главное еще впереди?
– Вот и хорошо, – Игнат Владимирович погладил меня по голове. – А теперь отправляйтесь домой. Я вызову такси.
– А дети?
– Ими займется Светлана. Вам нужно отдохнуть и набраться сил. Вы сами на себя не похожи.
Он не только вызвал такси, но и проводил меня до самых ворот и, дождавшись, пока хмурый молчаливый охранник вернет мои вещи, усадил меня в машину.
– Мы вас ждем, – напомнил Игнат Владимирович.
– До свидания, – ответила я.
Таксист всю дорогу болтал, а я думала о Маше и о том, что я не успела. Я должна была успеть, должна была ей помочь, а вместо этого просто стояла и смотрела, как она падает.
«Не падает, – поправила я себя, – прыгает! Она сама. Вниз. С крыши. И…»
– Приехали! – таксист улыбнулся, продемонстрировав золотой зуб, я выползла из машины. Такое чувство, будто мое тело – это не кости и мышцы, а мокрая вата, которую невозможно заставить двигаться. Но я все-таки двигалась. Домой… Почему-то казалось, что стоит перешагнуть порог квартиры, и все образуется.
Я перешагнула, и ничего не образовалось, только телефон на тумбочке заходился в истеричном звоне.
Локи
Лии не было дома. Уже половина первого, а ее все нету, определенно, что-то случилось! Нужно возвращаться, пусть Гера злится, но Локи завтра же вернется. Или сегодня, если она не ответит.
– Ты записаться хочешь здесь? – поинтересовался Гера.
– Что? – В трубке по-прежнему раздавались равнодушные гудки.
– Записаться? Или говорят по-другому, когда человека в квартиру записывают?
– Прописывают. Прописаться.
– Ты прописаться хочешь здесь? – повторил свой вопрос Гера.
– Нет.
– Мы звоним весь день. – Когда дело касалось его интересов или интересов Локи, Грег отличался особенным упрямством и занудливостью. – Куда?
– Куда надо.
– Я выучил номер.
– Поздравляю.
– Она ушла?
– Не знаю.
– Женщины уходят всегда. Они неправильные.
– Какие? – Иногда Геру было сложно понять.
– Сегодня один, завтра другой. Неправильные.
– Ты хочешь сказать, неверные? – догадался Локи.
– Да. Неверные. А неверный и неправильный – это не одно и то же?
– Нет. Ты у нас – неправильный, а женщины – неверные.
– Она ушла, – уже с большей уверенностью повторил Гера. – Звонить утром надо.
– И утром тоже. Все. В последний раз. – Локи набрал номер.
– Ты говорил это уже.
– Обещаю. – Он слушал протяжные гудки в телефонной трубке. Один. Два. Три…
– Нет никого? – ехидно поинтересовался Грег. Локи покачал головой. Семь. Восемь. Девять… Он уже готов был положить трубку, когда где-то далеко, на том конце провода, раздался такой знакомый и такой усталый голос:
– Да? Кто это?! Это ты?
– Это я, – ответил Локи.
Лия
После разговора мне стало легче. Чуть-чуть, ровно настолько, чтобы я смогла заснуть. Бедняга Рафинад, почувствовав мое настроение, терся о мои ноги – утешал. И я была благодарна ему за утешение – когда рядом кто-то живой, не так страшно.
А Локи пообещал, что он приедет, прямо завтра возьмет и приедет. Хотя… Какая разница, его приезд ничего не изменит. Маша не вернется, а я не забуду, как стояла там, на крыше и пыталась уговорить девочку-птицу остаться на земле.
Локи
То, о чем рассказала Лия… Это чудовищно! Или – случайность? Случайность, которой хозяева решили воспользоваться? А если нет, если не случайность? Если все спланировано? Впервые он не знал, что делать. Возвращаться как можно скорее, это понятно, а дальше что? Готов ли он вступить в игру с такими ставками?
В любом случае, у него два пути.
Возвращаться и играть дальше.
Уехать.
Или – Локи усмехнулся собственному отражению в зеркале – есть еще и третий путь: вернуться и начать собственную партию.
Ваши ставки, господа!
Маска Любви. Продолжение
Спустя месяц сыграли свадьбу, по-деревенски шумную, пропахшую самогоном и ароматом свежевыпеченного хлеба. Старые бабки шептались, мол, нехорошо это, когда без венчания, батюшка-де молодых благословить должен, но Алексей хорошо представлял себе ситуацию. Церковь – опиум для народа, и не след ему, сотруднику всемогущего ЧК, получать благословение у какого-то там деревенского батюшки. Он уже получил свое благословение там, где надо. Светлана, его жена, тоже была довольна таким поворотом дел, что и говорить, своя, проверенная. Еще через месяц, когда всеобщее внимание к молодой паре ослабло, Алексей решился.
Вернее, решился он уже давно, наверное, сразу, как только услышал предложение Мартына. Просто все это время он искал… Нет, не оправдания, он ведь не собирается делать ничего дурного, он поступает правильно, действует единственно возможным способом, так зачем оправдания? Он искал что-нибудь, что заставило бы замолчать тоненький голосок души. Хотя, какая у чекиста может быть душа? Душа – это очередная поповская байка.
Она была дома, да и где ж ей еще быть вечером, не на посиделках же в клубе, там она – чужая. И дверь отворила, даже не спрашивая, кто стучит, словно ждала. Вот именно, Она его ждала, только его! Это была удивительная мысль, светлая и теплая, если мысли вообще могут быть светлыми и теплыми.
