– А все же?
– Я не хочу.
– А если хорошо подумать?
– Если очень хорошо подумать, то в принципе я согласна... Ну а какие гарантии того, что я пройду по условно-досрочному освобождению?
– Мое честное слово.
– Хорошо... Но только один раз...
Песочников смотрел на нее глазами возбужденного мужчины. Похоже, он был не прочь прямо сейчас, в своем кабинете проверить ее на пригодность к дальнейшему применению. И он мог сделать ей еще одно непристойное предложение. Но, похоже, он переборол себя.
– Один раз, – кивнул он. – Больше и не требуется...
Ревизор прибыл через два дня. К этому времени Яну привели в порядок – под конвоем свозили в город, в косметологический салон. За свои же деньги она прошла освежающе-омолаживающие процедуры. Побывала в салоне красоты. Даже купила себе недорогой, но очень симпатичный костюмчик – юбка средней длины, жакетка с широким фигурным воротом и на одной пуговице.
Деньги у нее были. В колонии на пошиве рукавиц кое-что заработала, Филипп Михайлович время от времени высылал переводы... Он уже не был ее тестем. Вильям оказался еще большим подлецом, чем о нем думала Яна. Два года назад он воспользовался законной возможностью развестись с ней заочно, женился вновь. А у Филиппа Михайловича все хорошо. Он сумел сохранить часть активов разгромленной фирмы, нашел людей, которые помогли ему создать новую компанию. И сейчас он снова в фаворе, снова делает деньги на импорте и экспорте. Только почему-то не предпринимает попыток реабилитировать Яну и вытащить ее из колонии. Деньги высылает, передачи шлет – на том и спасибо...
В сауну Яна шла без желания, но совесть не грызла ей душу. Чего ей стыдиться, если нет у нее мужа, если не перед кем хранить супружескую верность. Зато оправдательный мотив звучит торжественной увертюрой Чайковского. Если она изменяет себе, то во имя себя!..
Полковник из Москвы ждал ее в трапезной. Распаренный, закутанный в простыню. Ни дать ни взять, вельможный барин. Он пребывал в приятном, но слегка напряженном ожидании. Ему обещали красивую женщину, но ведь велика была вероятность преувеличения или даже обмана... Он увидел ее, просветлел ликом. Глазки замаслились, губы пересохли. Похоже, у него даже дыхание перехватило.
Как мужчина он был вполне. Рослый, крепкий. Асимметричное лицо, уродливо искривленный нос, но красивые глаза – глубокие, пронзительные... У нее возникло ощущение, будто она где-то его видела раньше, в прошлой своей жизни.
– А-а, тебя... вас Яной зовут, – скорее утверждая, чем спрашивая, сказал он.
Он волновался – признак растерянности. И еще на «ты» не смог перейти. Да он, кажется, не просто растерян, он сражен.
Яна видела себя в зеркале. И допускала мысль, что могла произвести впечатление на полковника. Симпатичная, ухоженная и, очень даже может быть, обаятельная женщина, ничем не похожая на уголовницу – ни характерным налетом на чертах лица, ни одеждой. Она была в том самом костюмчике, который ей позволили купить в городе.
– Яной, – ничуть не смущаясь, кивнула она.
И на всякий случай спросила:
– Вы откуда знаете, как меня зовут?
– Э-э, сказали... И вообще...
– Что – вообще?..
– Да так... Да и не уверен я...
– В чем?
– Выпьем? – спросил он, показывая на бутылку коньяка.
– С удовольствием...
Яна себя не ограничивала. Пила, чтобы напиться. И раздевалась не только для того, чтобы идти в парную. И в массажной с полковником закрылась ясно для чего...
Его звали Евгений. После массажной и всего, что там было, она получила право звать его просто Женей. А он уже запросто обращался к ней на «ты».
– А ведь я тебя помню, – сказал он. – Не хотел говорить сразу. Во-первых, мог ошибиться. А во-вторых, у тебя рана тогда была...
– Рана? Какая рана? – удивленно глянула на него Яна. – Я тебя не понимаю...
– Давно это было. Еще в восьмидесятых... Если это, конечно, ты была... Ты ребенка потеряла...
– Да, – встрепенулась Яна.
– Врач Елена Максимовна у тебя была...
– Да!
– Она тебе сказала, что твоя дочка умерла...
– Да!!.
– Я с ней тогда был. Видел, как она к тебе в палату заходила...
Теперь Яна знала, где видела его. В коридоре первого для нее родильного дома. Елена Максимовна входила к ней, а он стоял, наблюдая за ней. Белый халат, наброшенный на военную форму.
– Зачем? – под давлением нахлынувших эмоций спросила она.
– Что, зачем?
– Зачем ты там был?
– Елена Максимовна – моя жена. Я из командировки тогда приехал, соскучился по ней, она меня к себе провела... А тут про тебя сказали...
– Что, сказали?
– Что поговорить с тобой надо...
– Зачем ты мне это сказал?
– Ну, интересно было узнать, что с тобой после было?.. Ты мне и тогда понравилась. Притягательность в тебе какая-то особая... Я даже думал о тебе. Недолго, правда... А как увидел тебя сегодня, узнал... Ты изменилась, стала гораздо лучше... Только непонятно, как ты в эту глушь попала? Кем ты здесь работаешь?
– Кем я здесь работаю? – удивилась Яна. – В швейном цехе, рукавицы шью... Заключенная Крупнышевская Яна Дмитриевна...
– Заключенная?!. Ну да, мне говорили, что заключенная... Но я подумал, что ты вольнонаемная... Ты, наверное, недолго здесь?
– Недолго. Полгода под следствием, три года здесь...
– Ничего себе недолго.
– Песочников обещал условно-досрочное, на половину срока...
– Если обещал, сделает. Я лично проконтролирую...
– Спасибо.
– А потом куда?
– Обратно в Москву.
– К мужу?
– К ребенку...
– Он же вроде умер.
– Одна дочка умерла, другая родилась.
– Ну да... А за что ты здесь?
– Злостное уклонение от уплаты налогов...
– Разве за это осуждают?
– Да. Если очень-очень захотеть...
– А муж твой где?
– Был муж. Да сплыл. К другой... Дочку на отца и мать оставил, а сам с другой живет...
– Квартира у тебя есть?
– Нет. Ни кола ни двора... Но я что-нибудь придумаю...
Яна очень надеялась на снисходительность Филиппа Михайловича. Если он не забывал о ней все это время, значит, поможет устроиться в жизни на вольных хлебах. Может, бухгалтером в свою фирму возьмет...
