– Гера, стрелок чертов! – кричал он с пола. – Зачем стрелять два раза?
– Я умру?.. – жалобно пропел с пола громила.
– У каждого врача есть свое личное кладбище, – еще больше взволновал его Антоныч, разрывая упаковки с бинтами. – Но в моих руках умирают редко. Разве можно столько жрать?! Ты слышал что-нибудь о лечебном голодании?
Беспомощных и почти бесчувственных охранников затащили в комнату, где не была сломана дверь, и заперли.
– Вы только посмотрите, – бросая пистолет на стол, восхитился Гера, откатив стул. Он тут же сел у монитора и принялся осваивать место.
Очень скоро он понял принцип работы и защелкал кнопками на клавиатуре. Одна за одной менялись картинки. У Жидкова под контролем были все каюты без исключения.
– Ух ты…
– Ищи Киру! – Антоныч толкнул его в спину, заставляя отключить картинку, на которой две блондинки ползали по мужику с огромным животом.
Через три минуты Гриша глухо выругался и опустился на стул рядом с Герой.
В монитор был хорошо виден интерьер каюты, где находились двое: мужчина и женщина.
И сейчас, наблюдая за общением Киры с одетым в венгерский халат неизвестным, Гриша сжимал кулаки и очень сожалел о том, что не может понять ни слова из их беседы.
– Они едят креветки с черным хлебом и белым вином, – сообщил Гера. – Судя по этикетке, портвейн. Беседа мирная, Кира спокойна.
– Ты решил, что мы ослепли? – перебил его Слава.
– Я так… констатирую…
– Как можно есть креветки с черным хлебом? – после продолжительной паузы вскипел Антоныч.
– Она не пьет белое вино! – обезумев от ярости, Гриша ударил кулаком по столу. Ксерокс качнулся. – Она к нему даже не притрагивается!
– Еще как пьет, – пробормотал Гера, не замечая, как Антоныч взмахивает перед его носом кулаком, – еще как притрагивается.
– А… он к ней… притрагивается?
– Ну, пару раз руку поцеловал, – ответил Гера, – через стол. Вы же видели. А вообще, признаться, он ведет себя очень странно. Говорит длинно, жестикулирует театрально, рот открывает и долго не закрывает… Что-то здесь не так.
– Стихи, наверное, читает… – предположил Слава.
– Где эта каюта? – со странным спокойствием процедил Гриша.
– Ну где каюта хозяина судна? – вмешался Гера. – Не может же Жидков в чужой каюте вина разливать…
– Это не Жидков.
Гриша посмотрел на Славу.
– Как не Жидков?
– Это Марецкий. Тот самый бизнесмен, который отправился в путешествие по приглашению Жидкова. Это с ним я разговаривал. И именно в этой каюте я видел красную сумочку. Значит, не так уж много женщин на корабле с такими сумочками…
* * *
Освободившись от цепких и потных рук Марецкого, Кира прижала дверь к косяку и посмотрела на замок, который, слава богу, здесь был, но от которого, к несчастью, не было бы никакого толку, если бы кто-то весом Марецкого решил эту дверь выбить. Развернувшись, она прижалась к двери спиной и отдышалась.
Чтобы окончательно привести нервы в порядок, осмотрела помещение. Видимо, Жидков плохо разбирается в женских вкусах, коль скоро выделил ей для ночлега эту каюту. Или же ему было просто наплевать, куда Киру заселить. Второе вернее, потому что он уже начал использовать ее как собственность, шантажируя и унижая. Эта каюта могла заинтересовать скорее мужчину. По стенам ее висели какие-то африканские маски, по углам стояли статуэтки.
Поразмыслив, что плохого для нее в том, что уже случилось, она пришла к следующему выводу: пока ничего. Нужно дождаться прибытия в Турцию и уносить ноги. Простит Гриша или нет, уже неважно. Главное, вырваться из лап Жидкова. Кира слышала, что случается с женщинами без документов. Паспорт пока при ней, но чего стоит его отнять?
Каждый мужчина, с которым ее сводила жизнь, не упускал случая выразить ей теплоту чувств. Другое дело, что каждый делал это по-разному. Марецкий ничего лишнего себе не позволил. Но Марецкий может и не знать, какую роль и во имя чего играет Кира. Негодяй Жидков все обставил ловко.
Направляясь в каюту Марецкого, она была готова к любым неприятностям. Вот ведь как интересно вышло: она рвалась к счастью, предав Гришу, а в заключение любовного приключения спасала его жизнь, рискуя своей. Хорошо роман закончился, нечего сказать. И словно пала пелена с глаз. Словно минул период слепоты и безволия. Как жаль, что это случилось так поздно…
Будучи дважды предупрежденной, Кира готова была встретить в каюте Марецкого и масленые взгляды, и пошлости, и попытки поразить ее галантностью, попахивающей похотью. Для нее это было не впервой, до встречи с Гришей она насмотрелась разного. Но до постели – никогда, и бог тому свидетель – дело не доходило. Ангел-хранитель всякий раз оберегал девушку от несчастья, прикрывая крылом. И каждый раз после победы, уходя из такого места, Кира слышала его приглушенный шепот в ухо: «Не знаю, девочка, хватит ли у меня сил всякий раз оказываться в нужное время в нужном месте». Он говорил ей это всякий раз, но всегда оказывался рядом, когда это было нужно.
Может, и сейчас пронесет?
Попытавшись привести свои мысли в порядок, она прошлась по каюте. Кира уже не была уверена, что на ночь следует раздеться. В сумке, что она прихватила с собой из дома, лежало несколько платьев, кроссовки и джинсы.
Она принялась быстро переодеваться. В конце концов, лучше спать в джинсах, нежели в платье. Расстегнув бюстгальтер на крепкой маленькой груди, она бросила его в сумку и натянула на плечи майку. Вслед за этим в сумку полетели туфли и платье.
Оказавшись в джинсах, она подошла к зеркалу и, совершенно не отдавая отчет, зачем ей это нужно, шевельнула губами:
– Простишь ли меня, Гриша?
И тут же подумала, что не спрашивала об этом, когда еще несколько часов назад с нею все было хорошо и когда она была счастлива.
Она отошла к иллюминатору. Собственно, это и не иллюминатор был вовсе, а окно. Но окно необычное, овальное только потому, что это было окно лайнера, а кто хоть раз видел на кораблях окна квадратные?
И тут же Кира подумала, что никогда на лайнерах еще не была, а потому и сказать не может, какие на кораблях окна.
– Ну как гуляется, хорошо?
В ужасе отпрянув от подоконника, Кира развернулась и застыла на месте. Кажется, это не самая лучшая шутка создателя. Вероятно, из-за большого внутреннего желания выдать желаемое за действительное с ее грезами случилась девиация – стрелка компаса отклонилась под воздействием гораздо более сильных полей, нежели женские мечты. Стоило вспомнить о Грише, как тут эта знакомая издевательская усмешка. Но небо не унималось. К главной теме ее главных грез оно приготовило еще более выразительный дивертисмент.
– Вижу, ты тут уже по-домашнему, в маечке, – услышала она голос мужа, и это привело ее в настоящий ужас. – Ждем появления счастья?
